Мир приключений, 1989 (№32) ,

22
18
20
22
24
26
28
30

Два года спустя, совершив визит в Лиссабон, Машел сразу же завоевал симпатии португальского народа, в том числе и многочисленных репатриантов из Мозамбика, которые потеряли все с предоставлением независимости новой стране.

— Я приехал поздравить португальский народ с его победой над фашизмом (намек на „революцию гвоздик“ в апреле 1974 года, которая покончила с салазаровским режимом) и сообщить ему о победе мозамбикского народа над колониализмом и фашизмом. Давайте похороним прошлое. Пусть отныне между нами будет любовь.

После этого португальцы видели в нем (в том, кого они до тех пор считали „не более чем террористом“) симпатичного, великодушного человека, обладающего большим чувством юмора. Его меткие замечания и остроты систематически подхватывались португальской печатью. Одному журналисту, который спросил у него, можно ли его назвать правоверным марксистом, он ответил:

— Не ломай себе голову, запиши просто, что я мозамбиканец».

Взгляд Невелинга скользнул в последний абзац страницы:

«…говорил журналистам, что уйдет на пенсию в 60 лет:

— Тогда у меня не будет больше сил и, динамизма, чтобы служить моей стране…»

Невелинг задумчиво закрыл папку, положил на нее тяжелую ладонь. Что ж, три недели назад этому человеку исполнилось пятьдесят три года. Интересно, догадывался ли он, что не доживет до своих шестидесяти… что никогда не уйдет на пенсию? Невелинг поймал себя на мысли, что невольно испытывает к этому человеку симпатию, и тут же ужаснулся: если это так, то что должен был испытывать Виктор, которому он Невелинг, давал читать эту папку здесь, в своем кабинете, в тот день, когда подключил к операции?

И опять он подумал о магнитофонной кассете и даже сделал движение локтем, чтобы ощутить рукой твердый предмет в левом внутреннем кармане, и вдруг почувствовал, как учащенно бьется сердце — прямо о гладкую поверхность пластмассы. Он закрыл глаза и стал дышать глубоко и ровно, чтобы успокоиться. Тело его расслабилось, обмякло.

«Я спокоен… я спокоен… я спокоен… — монотонно повторял его внутренний голос — Мое сердце бьется ровно… ровно… ровно…»

Это был испытанный прием, и действовал он безотказно. Ритм сердца послушно выправился, и он почувствовал легкость и уверенность, минутная слабость была позади, и он опять был самим собой — уверенным в себе, решительным и твердым: борьба есть борьба, сильнейший выживает, слабейший сходит со сцены.

Он убрал папку в сейф и вновь замаскировал его. Потом взглянул на свой хронометр.

«21 час 20 минут, — отметил он механически. И про себя добавил: — 19 октября… воскресенье…»

Ему не нужно было требовать доклада дежурного о ходе операции. Было достаточно того, что самолет, на котором летел К-2, был уже в пути; от замбийского города Мбалы, откуда он вылетел примерно в 20 часов, полтора часа лету или что-то около этого…

И Невелингу вдруг вспомнилась та давняя зимняя ночь в старой Англии: мокрый снег и холодная мгла, небо, лежащее прямо на земле, и Пингвин, то и дело бросающий тревожные взгляды на тот самый, что сейчас на руке у него, у Невелинга, хронометр… Инженер… тогда еще никому не известный изобретатель… Потом он стал знаменитостью, пошел в гору… Он так далеко пошел и так преуспел в жизни… А тогда — волнующийся у своего изобретения, которое должно было спасти от немецких бомб английские города и заводы… И он, совсем еще молодой человек, только начинающий приобретать профессию и делающий первые шаги своей карьеры. Как это было давно, но как ярко видится ему сегодня! Операция «Изогнутый луч» была лишь началом. В районы действия радиомаяков немецких агентов парни из МИ-5 выдвигали установки, образец которых был впервые испытан отделом Пингвина, — новое секретное оружие, забивавшее вражеские радиомаяки и направлявшее немецкие самолеты на ложный курс. Установки быстро совершенствовались, становились менее громоздкими. Вскоре для их перевозки достаточно было обычного «джипа». Они уже не нуждались в мощных генераторах — хватало обычных аккумуляторов.

В конце концов абверу удалось проникнуть в тайну «Изогнутого луча», и теперь уже немецкие установки начали сбивать с курса бомбардировщики союзников. Что ж! В этом не было ничего неожиданного, война есть война. А потом и война кончилась, и лишь через несколько лет об этом эпизоде — всего лишь одном из эпизодов гигантской битвы на просторах земного шара! — рассказал в своей книге профессор Р. Джонс. И книга его называлась «Самая секретная война».

Невелинг прочел ее несколько лет назад — он собирал и читал все книги, касающиеся его профессии. Специальная служба в его Системе знала хобби шефа и следила, чтобы все, что связано с работой спецслужб и появляется на книжном рынке, поскорее оказывалось у него на столе. Книгу Джонса Невелинг прочел и, как ему потом казалось, позабыл в текучке дел, в рутине политических интриг. И вдруг года полтора назад ему вспомнился давний ненастный вечер, гул самолетов где-то высоко над головами, над снежными тучами и багрово-оранжевое пламя бомбовых ударов по пустынным холмам. И холмы эти вдруг начали ассоциироваться у него в сознании с холмами здесь, в Южной Африке, с холмами в приграничной полосе, за которой уже много лет идет война, кровавая, жестокая, война на чужой территории, но в защиту его, Невелинга, родной земли.

Случайно ли вспомнилась ему книга Джонса? Конечно же, нет. Где-то подспудно все эти годы таилась навязчивая идея использовать «изогнутый луч» — давно забытое и потому неожиданное и новое оружие. Надо было только придумать, как это сделать с наибольшим эффектом, потому что в дальнейшем его уже не используешь. Он не сомневался, что дотошные журналисты раскопают и книгу Джонса, и саму историю «изогнутого луча» и, может быть, доберутся до самого Пингвина и его частной коммерческой службы «Уочгард» с услугами на зыбкой грани, отделяющей закон от беззакония.

И вот теперь… Он опять взглянул на свой хронометр: 21 час 25 минут. И поймал себя на мысли, что сейчас там, в далеких приграничных холмах, тоже смотрят на часы. Смотрит Виктор, смотрит Пингвин и люди из его фирмы. И нервы у них у всех, наверное, напряжены, как были напряжены они у людей Пингвина в тот далекий ненастный вечер второй мировой войны И как напряжены они сейчас у него, у Невелинга.

Глава 8