— У нас в республике за азартные игры на деньги предусмотрена уголовная ответственность. Но наступает она только с шестнадцати лет…
— Так в чем же причина? — снова спросил я у учительницы. И добавил, пытаясь скрасить свою настырность улыбкой: — Извините, профессиональная привычка — желание обязательно докопаться до корней.
Циала Абасовна молчала, опустив глаза. Я видел, что ей тягостен этот разговор.
— Причина… — сказала наконец она. — Я ведь не социолог. Я всего лишь учительница… Вам, приезжему, это, наверное, трудно будет понять, но у нас, на юге, встречаются люди, которые не считают нужным скрывать, что у них есть деньги. Много денег. Потому что, кажется им, деньги и нужны для того, чтобы другие люди видели, как их у тебя много… Я вам не буду сейчас говорить, что они позорят нашу республику, что из-за таких, как они, чуть не каждого грузина, абхазца, свана, мегрела считают заведомо жуликом и подпольным миллионером. Я вам только скажу, что других гораздо больше. Тех, кто строит дома, пашет землю, работает на заводах! — Она подняла на меня гневный взор, на щеках ее горели два пунцовых пятнышка. — Вам я это могу объяснить, детям — нет. Когда у одного отец, как у Зазы, крановщиком работает, а у другого…
— …директором мясокомбината, — тихонько подсказал с ироничной усмешкой Гольба.
— Да, — с вызовом согласилась она. — И этот самый директор, между прочим, не за решеткой сидит, а в своем кресле — процветает и благоденствует. И сыночек его с первого класса ходит с японскими часами, а к пятнадцати годам у него есть все: мопед, моторка, импортный магнитофон. И карманные деньги. Я ответила на ваш вопрос?
— Не совсем. — Я пожал плечами. — Мне неясно только, зачем играет сын директора мясокомбината?
Циала Абасовна посмотрела на меня в упор и тяжело усмехнулась:
— У нас говорят: беден не тот, у кого ничего нет, а тот кому мало того, что у него есть.
— Ну, хорошо, — прервал нашу философскую беседу Зураб. — Меня, например, сейчас другое интересует: по каким правилам они играют, на что, какие ставки?
— Правила простые — дальше некуда. И это самое отвратительное, — устало ответила учительница. — Потому что даже здесь им не приходится думать, напрягать мозги. Кидают две костяшки по очереди; у кого больше, тот и выиграл. А на что играют Началось вроде бы с пустяков. Знаете, есть такой польский, кажется, журнал «Стадион»? В нем перед прошлым футбольным чемпионатом печатали коллективные портреты знаменитых сборных команд. Ну, мальчишки у нас все помешаны на этом футболе, покупали журналы в киосках «Союзпечать», вырезали картинки, вешали на стенку. Потом одно время все про них забыли, а тут вдруг вспомнили опять — и началось. Сначала менялись ими, потом стали менять картинки на футбольные мячи, на книжки — да мало ли на что! А потом стали и продавать. Закон рынка: спрос определяет предложение. У меня волосы дыбом встали, когда я в первый раз услышала эти цены: по тридцать, по сорок рублей за картинку! Ну и, разумеется, больше всего картинок оказывалось у тех, у кого больше было денег. Вернее, кому больше денег доставалось от родителей. Короче, при продаже один получал картинку, другой — деньги. Но обоим хотелось и деньги, и картинку. Вот тут, кажется, и началась игра в «зари»…
— С кем играл Заза? — спросил Гольба.
Она пожала плечами:
— У меня в классе восемнадцать мальчиков. И половина, по-моему, этим занимается. За всеми ведь не набегаешься: сидят где-нибудь в углу на заднем дворе, а подойдешь — раз! — и кости у кого-нибудь из них в кармане!
— Одного хотя бы назовите, — попросил Гольба. — А уж мы от него остальное узнаем.
— Пожалуйста, — пожала она плечами, всем своим видом выражая неверие в успех этой затеи. — Например, Гоча Ахуба. Только вряд ли он вам про других что-нибудь скажет.
ГУБА НЕ ДУРА
Гоча Ахуба был занят тем, что поливал из шланга белый «мерседес». Он делал свое дело сосредоточенно, стараясь, чтобы влага по справедливости доставалась каждому квадратному сантиметру роскошного тела машины. В левой руке Гоча держал наготове тряпку. Если на полированной поверхности обнаруживалось пятнышко, он пускал ее в ход мягкими круговыми движениями. Глядя со стороны на упоенного работой Гочу, я подумал, что эту обязанность — мыть на глазах у всего двора белый «мерседес» — он, пожалуй, никому не уступит. Автомобиль сверкал под солнцем, как драгоценный камень.
Зрителей Гоча заметил давно, но показать это считал, наверное, ниже своего достоинства. А может быть, он просто привык к зрителям. Парень сунул шланг в пластмассовое ведро, туда же кинул тряпку, а сам отошел на шаг и склонил голову на плечо, словно оглядывая только что созданное им произведение искусства.
— Папин? — дружелюбно поинтересовался Гольба.
ebooksa