— Раньше Харлампий Матуа шашлычником был, — ответил Нестор. — Шашлыками в Эшерах торговал. Потом уволился. А сейчас, говорят, пошел рабочим на ремонтный завод. Но что-то не очень в это верится…
Я слушал его и думал вот о чем. Оказывается, до того, что Циала Абасовна стыдливо боялась сказать своим ученикам, они давным-давно дошли собственным умом. И даже сделали кое-какие выводы.
«ЗЛОЮ РУКОЮ ГЛУПЦА ЛОВЯТ»
Наверное, я смотрел умоляюще, потому что меня все-таки взяли с собой на совещание к Абуладзе. Просторный кабинет начальника угрозыска республики удивил тем, что в нем не было решеток на окнах. Как же так, ведь сюда, вероятно, приводят опасных преступников? Да и положено, кажется… Когда я спросил об этом потихоньку Епифанова, он округлил глаза и сказал:
— Преступник от Котэ убежать не может. Наш начальник их гипнотизирует. Как кроликов.
Так я и не понял, серьезно он говорит или шутит.
Гольба и Кантария докладывали о результатах своей работы. Зураб сухо, как-то серо и невыразительно рассказал про нашу встречу с Гочей Ахубой: «Побеседовали… Дал фамилии ребят, с которыми играл Квициния…» Мне даже стало слегка обидно. Ведь какой тонкий и точный ход, беспроигрышный во всех смыслах, нашел он с этим парнем! Ах, была б моя воля, как бы я сейчас доложил его Абуладзе! Уж я бы, будьте спокойны, нашел способы, как сделать это поэффектней, чтобы ни одна творческая находка даром не пропала. И тут мне в голову пришло, что в том-то и есть между нами разница: моя работа — покрасивей описывать, его — находить беспроигрышные ходы. Слушая потом доклад Нестора про то, как «нашли двух свидетелей, которые видели Квицинию и Матуа в одиннадцатом часу возле кафе „Ветерок“», я пытался себе представить, что за этим стоит. Сколько встреч, разговоров, быть может тех же «тонких ходов» — и все пусто, пусто, пусто… Чтобы потом можно было сообщить одной фразой: нашли двух свидетелей.
Кантария закончил говорить, но не садился. Он переминался с ноги на ногу, желая, видимо, что-то добавить.
— Тут еще вот какое дело, Котэ Владимирович. Серго Каличава бузит…
Абуладзе поднял на него каменное лицо, сдвинув брови. Я увидел взгляд — такой тяжелый, что, казалось, он с трудом отрывает его от стола, взгляд, которым, наверное, можно было бы крушить головы врагов, как некогда в горах Сванетии крушили их своими дубинками далекие предки начальника угрозыска. Мне стало понятно теперь, что имел в виду Епифанов, и я подумал: окажись сейчас перед Котэ Владимировичем неведомый Серго Каличава, он немедленно перестанет бузить, что бы ни имел в виду под этим словом Кантария.
— Люди говорят, — объяснил Нестор, — Серго поклялся, если милиция не поймает, сам отомстить убийце. — И добавил, словно оправдываясь: — Он ведь Квицинии родственником доводится.
В кабинете повисло молчание, смысл которого я в тот момент оценить еще не мог.
— Поезжайте туда с Епифановым, — нарушил его в конце концов Абуладзе. — И поговорите. А если нет… — Он грозно замолчал. — Скажите ему: Котэ сам с ним побеседует.
Когда совещание закончилось, я спросил у Епифанова:
— Кто такой этот Каличава?
— Бандит и мерзавец, — автоматически ответил он. А потом прибавил задумчиво: — Хотя в последнее время вел себя смирно. Если хочешь, поехали с нами. Посмотришь на это наследие тяжелого прошлого.
«Наследие тяжелого прошлого» обитало в прелестном доме, розовевшем облицовочной плиткой в глубине пышного сада, отделенного от улицы затейливой решеткой. Мы позвонили в изящный звонок, и, когда на дорожке из битого кирпича показался маленький, почти совсем лысый человечишка, несмотря на жару одетый в козью безрукавку поверх байковой рубашки, с большими садовыми ножницами в руках, я решил, что это, вероятно, папа «бандита и мерзавца». Но оказалось — сам.
Прикрывая глаза от солнца ладонью, этот похожий на жевуна из известной сказки персонаж приблизился к калитке, всмотрелся в гостей, и его мелкое, бесцветное личико вдруг подернулось рябью, как поверхность лужи при легком ветерке, тонкие, бескровные губы криво разъехались в разные стороны. Надо полагать, Серго Каличава приветственно заулыбался старым знакомым.
— Какой радостный день! — воскликнул он, в преувеличенном восторге воздевая к небу секатор. — Какие люди пришли ко мне в дом!
Каличава отпер калитку и отошел в сторону, пропуская нас вперед. Его колючие вблизи глазки ощупывали меня — незнакомое, а потому таящее возможную опасность лицо.
ebooksa