И еще: эти пленки нейтрида не пропускают радиацию частиц: протонов, нейтронов, быстрых электронов, альфа-частиц и так далее. И только в ничтожном количестве пропускают гамма-лучи: пленка нейтрида толщиной в несколько ангстерм ослабляет гамма-излучение примерно так же, как стена из свинца толщиной в метр! То есть и здесь то же самое: радиоактивная прочность в миллионы раз больше, чем у обычных материалов.
Вот он — идеальный материал для атомной промышленности! Найденная прирученная человечеством колоссальная ядерная энергия получила наконец равный ей по силе материал. Два богатыря!
Теплоемкость нейтрида в сотни миллионов раз больше теплоемкости воды; потом эту же пленку мы в течение двух дней охлаждали „сухим льдом“, жидким азотом и чуть ли не целой рекой холодной воды: она запасла миллионы больших калорий тепла и не отдавала их.
Наш так называемый здравый смысл, воспитанный на обычных представлениях, на обычных соотношениях между свойствами, протестует против таких цифр и масштабов. Мне было физически мучительно держать на ладони наш второй образец — кружок пленки нейтрида, неизмеримо тонкий, — и чувствовать, как его десятикилограммовая тяжесть невидимой гирей напрягает мускулы! Мало знать, что это вещество состоит из ядерных частиц, которые в тысячи раз меньше атомов, и что внутри его взаимодействуют ядерные силы, в миллиарды раз сильнее обычного междуатомного взаимодействия, — нужно прочувствовать это. К нейтриду, к его масштабам просто следует привыкнуть…
Голуб все объясняет просто: нейтрид — нулевой элемент таблицы Менделеева. А известно, что нуль — необычное число, умножение числа на нуль — нуль; деление конечного числа на нуль дает бесконечность, и так далее. Вот то же самое и нуль-вещество: у него все свойства либо нуль, либо бесконечность.
…Кстати, я настолько увлекся описанием ежедневно открываемых теперь свойств нейтрида, что совсем перестал отмечать, что делается у нас в лаборатории.
Мезонатор сейчас загружен круглые сутки; мы делаем нейтрид в три смены. Тоненькие пленочки — чуть ли не прямо из рук — выхватывают и относят в другие лаборатории: весь институт сейчас изучает свойства нейтрида. Алексей Осипович целыми днями колдует у мезонатора — боится, как бы от такой нагрузки он не вышел из строя. Ему дали двух инженеров в помощь, но он старается не подпускать их к камере. Похудел, притворно ругается:
— Вот морока! Лучше б не открывали этот нейтрид!
Голуб изощряется в выдумывании новых опытов для определения свойств нейтрида, бегает по другим лабораториям, спорит. Я… впрочем, трудно связно описать, что приходится делать мне: работы невпроворот, вся разная и вся чертовски интересная. Мы находимся в состоянии „золотой лихорадки“: каждый опыт приносит нам новый самородок — открытие.
— Вы что думаете: если американцы откроют нейтрид, то так сразу и начнут звонить о нем на весь мир? Это же не атомная бомба — ее нельзя было скрыть уже после первых испытаний, а нейтрид ведет себя тихо… Они так и сделали: опубликовали результаты неудачных опытов, а об удачных промолчали. Может быть, тот же Вэбстер уже получил нейтрид, или как там он у них называется, я не знаю… О-о, это же бизнесмены, пройдохи! — И он смотрит на нас с Иваном Гавриловичем так, будто видит всех этих вэбстеров насквозь.
Может, он и прав? Трудно предположить, что Вэбстер и его коллеги остановились на опытах с калием, медью, серой и не проверили все остальные элементы…
И еще: после того как мы установили, что осаждается в нейтрид не вся ртуть, а лишь ее изотоп 198, который составляет только 10 процентов в природной ртути (поэтому-то у нас оседала не вся ртуть), я занялся экономикой. Пересмотрел кипы отчетов о мировой добыче ртути, об экспорте, импорте и так далее. И вот что выходит: главные месторождения киновари в мире — Амальден в Испании, Монте-Амьята в Италии, Нью-Амальден в Калифорнии (частью в США, частью в Мексике), Идрия в Югославии и Фергана у нас. Если в 1948 году добыча ртути на зарубежных рудниках достигала 4000 тонн, то в последнее время внезапно она необъяснимо увеличилась почти втрое.
А нейтрид требует громадных количеств ртути. Конечно, это еще догадки, но если они оправдаются, то, судя по утроившейся добыче ртути, дело там дошло уже до промышленного применения нейтрида… Ай-ай, мистер Г. Дж. Вэбстер! Не знаю, к сожалению, как расшифровываются ваши „Г“ и „Дж.“! Такую шулерскую игру — и тащите в науку… Нехорошо!
Значит, пока мы не найдем дешевого способа применения нейтрида (удешевить производство мы еще не можем), все наши образцы годятся только для музеев. Вероятнее всего, что наиболее выгодно применять нейтрид в виде пленки толщиной много меньше ангстрема. Это будут тончайшие нейтрид-покрытия, защищающие обычный материал от температуры, радиации, разрыва и всего, что угодно.
Вчера один плановик из центра, приехавший обсудить перспективы применения нейтрида, обиделся: „Пленки тоньше атома? Вы что, меня за дурака принимаете? Таких пленок не бывает“. Еле-еле мы доказали ему, что из нейтрида, который состоит из ядерных частиц в тысячи раз меньших атома, это делать можно…
Его мы убедили, но все-таки как же мы будем контролировать толщину этих пленок? Инструментами, которые состоят из атомов?.. Вот что: нужно обдумать анализ с помощью гамма-лучей! Пожалуй…»
Дальше в дневнике Самойлова следуют эскизы приборов, схемы измерений и расчеты, которые мы опускаем, так как не все может быть доступно читателю.