Факир

Это закричала девадаси. Дрожа как лист, трепещущий осенью на оголенных ветвях, она протягивала руки к нирванистам с жестом отчаяния.

– Погодите! Не убивайте! – кричала она.

Индусы так сильно почитали сан жрицы, что кинжалы,

не поразив жертвы, опустились. Разве не сама Кали говорит голосом своей девадаси? Верховный жрец, более других хладнокровный, бросился к нападающим. Расталкивая направо и налево нирванистов, загораживающих ему дорогу, он добрался, наконец, до Токсона, над которым протянул руку, как бы беря его именем божьим под свою защиту. И, повернувшись к девадаси, сказал:

– Этот человек оскорбил богиню и, следовательно, заслужил смерти. Но ты приказываешь нам остановиться

и мы повинуемся тебе, Сита. Говори же. Объясни нам свои намерения.

– Этот человек, проговорила девадаси все еще дрожащим голосом, Не достоин гнева богини. Он сумасшедший. Впрочем, если он оскорбил богиню, то она сама его накажет. Предоставьте его мне, и я приготовлю должное наказание.

Девадаси в первый раз произнесла такую длинную фразу, и, казалось, что иногда она останавливалась, как бы подбирая слова. Верховный жрец выслушал ее с удивлением и ответил далеко не таким хладнокровным тоном, какого держался до сих пор:

– Сита господствует в святилище. Но не святилище богини подверглось оскорблению со стороны этого нечестивца. Все произошло в храме, а господином храма является верховный жрец. Чужеземец должен умереть. Я имею право приказывать здесь и приказываю.

– Нет, – вскричала девадаси, – ты более не имеешь права приказывать здесь?

Тиравалювер сделал угрожающий жест но девадаси не обратила на него внимания.

– Да, – продолжала она с твердостью, – ты забываешь, что с сегодняшнего дня ты более не верховный жрец Кали. Тебя замещает отныне Сукрийяна. Он один теперь жрец Нирваны. Приготовься же пробудить его божественный сон. И он уже решит участь этого чужеземца!

На этот раз Тиравалювер не мог ничего возразить и только бросил на девадаси злобный взгляд. Затем, обращаясь к своим, всегда готовым к его приказам, аколитам, произнес:

– Вы слышали, – сказал он с горечью, – Но знайте, что я не узнаю Ситы. Да, положительно, не узнаю… Но все же она говорит верно. Оставьте же чужеземца в покое… до нового приказания. А сейчас привяжите его к столбу..

Верховный жрец был так взволнован, что его речь сделалась несвязной. Он то и дело поворачивался к жрице и пожирал ее страшными взорами.

Что же касается нирванистов, то они повиновались своему жрецу, хотя и не без ропота. В одно мгновение ока мистер Токсон был подведен и привязан к столбу. Американский ученый не сделал ни малейшегодвижения к сопротивлению. Он позволил связать себе руки с улыбкой на устах, как делали американские краснокожие, влекомые своими врагами на пытку. Только будучи уже привязанным, он заговорил решительным тоном:

– Вот вы как поступаете с человеком, добровольно пришедшим к вам, обращаясь с ним, как с последним преступником? Я принес с собой вам средство, благодаря которому вы можете довести ваше торжество до конца, и если не вполне, то, по крайней мере, исполнить большую его часть, и вот как вы меня принимаете! Я скажу вам только одно: поищите своего Сукрийяна! Желаю вам успеха в этом деле!

Верховный жрец слушал его смелую речь с возрастающим негодованием. Он поочереди смотрел то на чужеземца, то на девадаси, которая, казалось, испытывала большое беспокойство во время тирады доктора Услышав имя факира своего преемника, Тиравалювер побагровел от ярости.

– Что ты сказал? – И зачем произносишь имя Сукрийяны?

– Затем, – холодно ответил мистер Токсон. – что я один знаю, что случилось с Сукрийяной. Вы думаете, что он в святилище, мирно спит в своем лакированном ящике. Ошибаетесь! Ящик украден из храма, он у меня, и Сукрийяны в нем уже нет!..