На ступеньках высокого крыльца длинного двухэтажного здания, в котором до революции размещалась полицейская команда, развалясь на разостланной овчине, полулежал человек. Плотно спеленутый пулеметными лентами, патронташами, туго перевязанный кожаными ремнями, он походил на тюк, приготовленный к дальней перевозке. На поясе у него висела гирлянда гранат. Опершись на локоть и положив ногу на ногу, он сосредоточенно разглядывал носок собственного сапога.
Митя с интересом рассматривал часового — так называемую домашнюю охрану, которую Совет разрешил анархистам.
— Мне нужно повидать одного товарища из Москвы, — обратился он к часовому.
Грозный страж, чьи пухлые губы и ни разу еще не бритый подбородок выдавали его возраст, поворотил голову, оглядел его ноги, так как козырек картуза мешал видеть остальное, и, не удостоив ответом, вновь обратился к своему сапогу.
Митя нерешительно поднялся на крыльцо, переступил через порог. К его удивлению, часовой даже не пошевелился.
Митя очутился в длинном коридоре, в конце которого лестница вела на второй этаж. В коридор по обе стороны выходило несколько дверей. В доме было шумно. Откуда-то сверху неслось нестройное пение — слышались мужские и женские голоса.
С грохотом распахнулась одна из дверей, и на пороге появилась огромная косматая фигура, босая, в кальсонах, в рваной нижней рубахе. Некоторое время, выпучив красные глаза, фигура смотрела на Митю, ожесточенно раздирая ногтями на груди мочалку буро-седых волос, потом сиплым басом вопросила:
— Сапун есть?
Митя, не поняв, пожал плечами.
— Ну и валдак! — с презрением изрекла фигура, оглушительно зевнула и захлопнула перед ним дверь.
Митя дернул одну, другую дверь — заперто. Он решил подняться на второй этаж. Здесь справа за широким проемом в стене была комната, где стояли столики, стулья, у стены громоздились ящики и мешки, очевидно, столовая федерации. За одним из столиков сидели пять или шесть мужчин, перепоясанных ремнями, и две молодые женщины. Одна, с черной лошадиной челкой до бровей и нечеловечески большими глазами, откинувшись на спинку стула, курила. Другая, совсем девочка, с крысиными хвостиками косичек, старательно подтягивала хору и при этом разливала из кастрюли в тарелки суп. На Митю никто не обратил внимания. Он пошел по коридору и отворил первую же дверь.
Какой-то человек в бекеше, склонившийся над столом, метнулся к двери, загородил собой вход. Митя заметил, что стол завален оружием.
— Кто такой? Что надо? Как прошел сюда? — заговорил человек, с тревогой и подозрением оглядывая Митю.
— Меня никто не остановил, — спокойно ответил тот.
— Я тебе говорил, тут у вас не люди, а сброд паразитов, — раздался из комнаты такой знакомый голос, что Митя невольно крикнул:
— Петя!
Человек, стоявший в дверях, зло заорал:
— Эй, горлодеры! Тихо! Менять караул!
Песня смолкла, и мальчишеский голос с насмешкой ответил:
— Володечка, это насилие над личностью. Моя личность желает петь и жрать!