— Может быть, сейчас вспомните, Плющ? Это рыбак, который купил у вас мотор.
— Что-то не припомню такого покупателя, — все еще крепился Паук.
— Да ты что, забыл? — сказал рыбак. — У меня ведь расписка твоя осталась. Помнишь, ты еще ругался, зачем она мне, и не хотел давать. Потом махнул рукой: «Черт с тобой, если ты такой недоверчивый!..» — И мы еще распили пол-литра, хотя ты уже и до этого был здорово выпивши.
— И ты можешь эту самую расписку показать? — спросил Паук.
— А как же! — И рыбак вынул ее из кармана.
— Смотри-ка! — удивился Паук. — Сохранил.
Рыбака увели.
Курносов встал.
— Плющ, вы убили Франчука?
— Э, нет... Мне еще жить хочется...
— А кто же?
— Это ваше дело искать...
...Потом была очная ставка Григория Лутака с Валерием Франчуком.
— Лутак, — сказал Курносов, — это ваше ружье? — и взял со стола берданку. — Мы ее нашли в старом блиндаже.
— Нет, не моя, гражданин следователь, — торопливо возразил Штунда. — Я же баптист, а по нашим верованиям ружье даже в руках нельзя держать, не то что стрелять из него.
— А вот зять, ваша родня, показывает иное.
— Чирей и в боку сидит, да не родня. Нельзя мне по вере держать ружье. Я за это самое в войну в лагерях отсидел, что не хотел нарушать веру.
— Отсидели вы за дезертирство из армии, не путайте, Лутак, — напомнил Курносов и повернулся к Валерию: — А вам, Франчук, ничего не напоминает это ружье?
Валерий взял берданку и внимательно ее осмотрел.
— Я видел, и не раз, такие берданки, — сказал он. — Даже сам стрелял.