Петр засмеялся:
– Ах, так? Ну хорошо. Может быть, и меня починят, и я забуду.
Он провел рукой по лицу. Волосы, руки, одежда – все было пропитано влагой. Холод отрезвил его. Сквозь тучи проступал фиолетовый рассвет. Начинался новый день. Из тьмы появлялись контуры деревьев, ветер ослабел, было удивительно тихо. Земля лежала перед ним – огромная, лишенная красок, как бы испепеленная ночью.
Где-то у горизонта, в доме, вспыхнул огонек; Петр не мог отвести глаз от этой мерцающей земной звездочки. Там бодрствовали люди, там, как всегда, шла работа. На далеких аэродромах приземлялись корабли. В лабораториях люди с сосредоточенными лицами склонялись над аппаратами. Его друзья, товарищи по обсерватории, сбрасывали на стальной пол покрытые изморозью скафандры и смотрели на циферблат часов.
Все они ждали его. В далекой Силистрии было уже утро, маленькая девочка говорила маме: «Я не поеду с тетей на экскурсию: сегодня приедет дядя Петр и расскажет мне сказку». Петр поднял руки к лицу, протер глаза и пошел к станции, вглядываясь в светлеющее пространство, словно отдаваясь под его защиту.
Окончив рассказ, усталый юноша уснул. Я знаком попросил товарищей уйти; лишь мы с Анной задержались ненадолго у постели. Дыхание Петра становилось все медленнее и глубже, прижатая к груди рука несмело пошевелилась, будто погладила что-то, потом упала и неподвижно замерла на краю постели.
Мои товарищи стояли в передней у большой араукарии.
– Заходите ко мне, – сказал я приглушенным голосом, хотя до изолятора, где лежал Петр, отсюда не мог долететь никакой звук.
Они вошли. В комнате было уже темно, за окнами синело море. Я не зажег света. Мы уселись поудобнее, вглядываясь в голубой мрак за окном; над горизонтом сверкал высокий серебристый султан зодиакального света, и звезды, искусственные, но прекрасные, мерцающие, земные звезды усыпали небосвод.
Двери открылись, и в комнату ворвалось дыхание холодного ветра. Вошел Нильс Ирьола, который по вечерам иногда бывал у меня.
Он попытался было понять содержание беседы по отдельным репликам, но под конец спросил:
– Извините, можно ли узнать, о чем идет разговор?
– Ты помнишь, я рассказывал тебе об исследовании мозга Петра? Как внезапно изменились в нем токи, когда Анна спросила его…
– Конечно, помню, – прервал меня Нильс. Его четко очерченный профиль выделялся на фоне стекла.
– Петр сейчас рассказал нам свое единственное уцелевшее воспоминание: это была любовь.
– И вы думаете над этим в потемках? – спросил Нильс.
– Да. Это, видишь ли, была редкая, неразделенная любовь.
– Ага, безответная любовь. – Мальчик склонил голову и, немного помолчав, сказал с оттенком осуждения в голосе: – Да, безответная любовь, конечно, бывает. Я читал об этом. Конечно, есть дела поважнее, но и это тоже бывает, я понимаю. В будущем, очевидно, такие случаи будут невозможны.
– Что ты имеешь в виду?
– Просто можно будет как-то изменить психику данного человека.