– Так какие же это времена? – удивился Илья. – Времен всего три: настоящее, прошедшее и будущее, а значков пять.
– Видимо, в исследуемом языке существовали и какие-то другие времена. Например, очень далекое прошлое время и… и очень далекое будущее, – сказал Константин.
– Итак, что же после всех этих манипуляций у тебя в конце концов получилось? – поинтересовался Илья.
– Результат в общем и целом таков. Язык, на котором были написаны тексты, содержит, по-моему, всего двадцать восемь букв, из которых шесть играют роль гласных звуков. Кроме того, использовалось двенадцать числительных, пять определителей времени действия и как минимум один разделитель непрерывно ведущегося текстового ряда. Остается еще девятнадцать знаков, назначение которых мне пока не совсем понятно.
– Знаки препинания? – предположил Хромов.
– Может быть, – кивнул Константин, – но три из них встречаются только попарно, строго с тремя другими знаками, а четыре из оставшихся встречаются один-единственный раз именно в данной комбинации и больше нигде не появляются.
– Какой-то странный язык получается. И как ты обо всем догадался? – восхищенно посмотрел на Константина Илья.
– Старался, – засмущался Константин. – Но это только предварительные результаты. А сейчас ты увидишь самое главное.
Он нажал несколько кнопок на клавиатуре, и изображение на мониторе стало перемещаться таким образом, что в центре экрана оказалась надпись, скопированная с древнего коврика. Хромов напрягся. «Вот и настал момент истины, – подумал он, – сейчас мы узнаем, насколько верны мои предположения насчет того, что на нем изображен схематичный рисунок атома плутония».
– Неужели тебе удалось понять, что там написано? – повернулся он к Константину.
– Надеюсь, – ответил тот. – Я применил в данном случае метод известного аргентинского криптографа, – добавил он.
На мониторе снова началось движение. Буквы текста внезапно окрасились в различные цвета, откуда-то сбоку выплыла целая вереница иероглифов, которые начали прилепляться к некоторым одноцветным сочетаниям, тут же выпуская из себя ряды русских букв и слов. Двигались и перестраивались колонки «букв» и иероглифов. С быстротой молнии перебирались русскоязычные варианты переводов. Наконец, снизу появилось чистое поле, на котором начал собираться перевод.
– Рукописное воплощение божественного символа неодолимой силы, – хором принялись читать офицеры. – Возникающий в животе драконоподобного божества, хранящийся малыми частями в недрах небесного скорпиона и способный своим суставчатым телом преломить оковы земной тверди. Сияющий огненным блеском символ неодолимой силы столь ужасен в своей неукротимой ярости, что способен во мгновение ока испепелить народы и государства всей «Срединной империи». Заклинаю всех от соблазна приближаться к хранилищу «Символа неодолимой силы», возданной нам посредством «Небесного скорпиона». Да падет проклятье трех поколений на весь род отступников внутреннего храма Сверкающего мрака.
– Прелесть, – прокомментировал Хромов. – Мне даже кажется, текст каким-то образом перекликается с той небольшой припиской на китайском, которую нам удалось расшифровать еще в прошлый раз.
– Да, точно, – подтвердил Константин, – там тоже речь шла о некоем мрачном храме.
– Уж очень мрачном, – усмехнулся Илья, – если учесть, что рисунок, под которым сделана эта надпись, на самом деле чрезвычайно напоминает схематичное изображение атома плутония.
Утро 9 октября выдалось для майора Хромова крайне неудачным. Идя к лифту, он зацепился каблуком за отогнутый ремонтниками кронштейн и, пытаясь освободиться, напрочь его оторвал. Пришлось ему вернуться и сменить осеннюю пару на летние, не по погоде легкие ботиночки. Опоздав из-за этого на службу, он обнаружил на дверной ручке своего кабинета записку, написанную хорошо знакомым ему почерком заместителя начальника управления: «И.Ф., – срочно зайдите к 808-ю комнату. Говердовский».
«Наверное, кто-то успел “накапать” про вчерашнее!» – зло подумал Илья.
Не открывая кабинета, он развернулся и направился к Говердовскому, резонно полагая, что заставлять ждать начальство – себе дороже.
– Где вы пропадаете, Илья Федорович? – вместо приветствия сказала ему секретарша Говердовского. – Александр Дмитриевич уехал, но оставил для вас записку!