Что можно было на это ответить?
— Греки и варвары — не так ли? — заметил я.
— Скорее, греки и римляне. Но мы — не греки. Вспомни «Республику» Платона. Они верили в законы и в сильную власть, направляющую действия каждого. Впрочем, есть одна вещь, для которой все это не имеет никакого значения, — это наша дружба.
— Кажется, это единственное, на что можно положиться.
— Да, можно.
Ответа и не требовалось, настолько сильно и весомо прозвучали эти слова. Мы оба долго молчали…
— Интересно, что ты подумал о Дорне, когда понял, что она заранее рассчитывала на двухдневное плавание? — сказал Дорн. — Тоже, наверное, показалось странным? Тогда, за ужином, все всё поняли. Она знала, что за день вам не обернуться.
Я покраснел до корней волос, но Дорн в этот момент носком подталкивал поленья к центру очага.
— Да, она знала, — ответил я, — и сказала мне про это вскоре после того, как мы отплыли.
— Но не до тех пор, пока вы не успели отплыть достаточно далеко, в этом я уверен.
— Во время завтрака, но начался отлив, и можно было вернуться.
— Но стоял штиль.
— «Болотной Утке» не нужен сильный ветер.
— Я не виню Дорну. И тебе не нужно ее защищать.
— Если уж винить, то скорее меня. Я не хотел возвращаться. А она дала повод.
Я наполовину солгал: Дорна и не предлагала вернуться.
— И тебя я не виню тоже. Просто спросил насчет странностей. Можешь ничего не объяснять.
— У меня на душе неспокойно. Дома это посчитали бы дикой выходкой, но ведь здесь — не Америка.
— Я знаю, что подумали бы в Америке.
— Дорна сказала, что и здесь есть люди, которым это не понравится.