Наступившее затем молчание показалось бесконечным; я упивался близким присутствием Дорны, ее красотой, силой, юностью…
— Я ухожу, Джонланг, — неожиданно раздался ее голос. — Если хотите, я встану проводить вас завтра.
— Стоит ли, Дорна? Не будет ли это…
— Жалкие слова! Нет. Начните вашу новую жизнь прямо сейчас, Джонланг.
— Хорошо, Дорна.
Она встала и обернулась ко мне:
— Чем я могу помочь вам?
— Я достаточно силен, Дорна. Быть может, вам нужна моя помощь?
— Мы всегда сможем возобновить нашу дружбу, — ответила она, — сможем думать о ней и лелеять эту мысль.
Мы глядели друг на друга, а время неумолимо шло, и не было сил двинуться.
— Хотите, я поделюсь с вами одним наблюдением? Подумайте над ним, — сказала Дорна. — Влечение мужчины к женщине заключается в его мыслях и его плоти, и хотя обе страсти влияют друг на друга, они существуют раздельно; у женщины же эта сила — в самой ее сердцевине, и то, что она думает, и влечения ее плоти часто не столь важны для нее, как для мужчины. Ему легче управлять собою, чем ей.
— Это просьба, Дорна?
— Почти… если вы вернетесь.
— Я подумаю над тем, что вы сказали, Дорна.
— Вот и все, о чем я вас прошу.
— Поцелуемся, Дорна, и пожелаем друг другу доброй ночи.
Она коротко, быстро вздохнула. Я обнял ее и поцеловал в губы. На одно мгновение тело Дорны бессильно обмякло в моих руках, но я отпустил ее, хотя и слишком хорошо понимал, что теряю.
Дорна медленно пошла к выходу, я опередил ее и распахнул перед нею дверь. Стоя на пороге, она с улыбкой обернулась ко мне:
— Ведь этого нам достаточно, не так ли, Джонланг.
— Да, Дорна.