— А то, — сказал Гуляев и сел. Волосы его растрепались. На впалых щеках пробивалась еле заметная светлая щетина. — Красков был у нас в руках. Мы его упустили. Теперь во что бы то ни стало должны опять взять. Именно мы.
— Это и так ясно, — отмахнулся Сашка. — И при чем тут эти англосаксы!
— Слушай, Саш, — потянул его за плечо Гуляев, — давай поклянемся взять Краскова своими руками.
— Да чего клясться-то? — удивился Клешков и привстал, опираясь на локоть. — Это и так ясно, он же бандит и контра.
— Понимаешь, какая мысль покоя не дает, — повернулся к нему Гуляев, смахивая со лба прядь. — Помнишь, Иншаков спросил у него: почему он не бежал?
— Это не Иншаков, это я спросил, — сказал Мишка хриплым дискантом, разлепляя глаза. — Он, гад, нас от чего-то уводил.
Гуляев помедлил. Потом замолчал и снова прилег.
Мишка приподнялся и сел, осторожно пестуя руку в грязных бинтах.
— Знаешь, Сашк, я тоже не пойму, чего мы там не посмотрели как следует.
— Где?
— А вот откуда он вывалил, когда в кусты сиганул.
— А может, сейчас пойти? — спросил, заражаясь его азартом, Клешков. — Правда подозрительно.
Мишка вскочил и стал запоясываться здоровой рукой. Кольт его торчал из кармана. Он было нагнулся, чтоб взять шашку, но Клешков сказал:
— Не бери. Звону много будет.
Гуляев тоже встал и стал готовиться.
Клешков жестом показал, чтоб подождали, и побежал наверх предупредить командиров.
Но в комнате наверху гремели голоса, и Клешков остановился в нерешительности.
— Я буду ставить вопрос перед укомом и исполкомом! — негодовал голос Бубнича.
— А хотя перед Иисусом, — равнодушно протенорил начальник.
— Революция не должна себя марать! — кричал Бубнич. — А ты мог прекратить самосуд, я видел, что мог, а ты не стал! Мог пресечь нарушение дисциплины — и не захотел!