Главврача железнодорожной больницы Бориса Исаевича Червонного я знал лично. Он был депутатом городского Совета, и мы не раз встречались на сессиях Совета.
— Семен Базавлук поступил к нам позавчера, часов в одиннадцать утра, — сказал Борис Исаевич, перелистывая историю болезни пострадавшего.
— Я могу с ним побеседовать?
— Что вы, Захар Петрович! Он очень плох… Спасти его надежды почти нет.
— Даже так?
— Выпил слишком большую дозу. На пять человек хватило бы!
— Сколько ему лет?
— Тридцать девять… Представляете, на руках трое детей, жена и престарелая мать…
— Где работает Базавлук?
— На железнодорожной станции. Сцепщик вагонов.
— Придется поговорить с его женой.
— Она сейчас здесь, я ее видел, принесла передачу. — Червонный вздохнул: — Не знаю, понадобится ли…
— Как бы пригласить ее сюда, Борис Исаевич? — попросил я. Главврач позвонил в терапевтическое отделение и дал соответствующее распоряжение.
— Странное у нас отношение к пьянству, — покачал головой Червонный, положив трубку. — В России, мол, пили испокон веков. Традиция, так сказать… Заблуждение! Просто не знают истории… В конце прошлого века в России началось наступление на пьянство… Поднялась передовая общественность. Толстой, Достоевский и многие другие… Плоды не заставили себя ждать. За тридцать лет — с середины шестидесятых до середийы девяностых годов — количество потребления алкоголя на душу населения снизилось более чем на одну треть! Представляете? И было самым низким в Европе и в Америке… Посудите сами: в начале века французы пили — в пересчете на чистый спирт — по сравнению с русскими в пять раз больше, итальянцы — чуть меньше, чем в пять раз, швейцарцы — почти в три раза больше, бельгийцы — больше чем в два раза!.. Вот он, миф о европейской умеренности! И суждение, что пьянство — русская болезнь, выдуманный ими, просто-напросто клевета! Скажу более: в тысяча девятьсот четырнадцатом году в России действовал сухой закон. Причем успешно, что поразило Европу… Я уже не говорю о советском времени — двадцатых, тридцатых годах… Мой отец до сих пор вспоминает, что выпить в праздник двести грамм водки считалось уже позором… Самое большее — одну — две рюмки. А в будни — ни-ни! И ведь никакого сухого закона не существовало!
Стук в дверь прервал рассказ.
— Да-да, войдите! — крикнул Червонный.
На пороге появилась женщина с набитой целлофановой сумкой в руках.
— Садитесь, Лидия Ивановна, — предложил главврач.
Он представил меня жене пострадавшего. Та несмело опустилась на стул и спросила:
— Как мой Семен, товарищ доктор?
ebooksa