— Если не очень долго, — сказала Бек. — Все-таки он пережил немало… Кстати, у него сейчас отец…
— Действительно кстати, — заметил я.
Максим Подгорный лежал в крохотной палате, где рядом умещались кровать и два стула. Парнишка, видать, был хорошо тренированный — широкая грудь, тугие бицепсы играли под рукавами больничной пижамы, которая не сходилась на нем. Крутая, с коротким ежиком волос голова, крепкая шея.
О том, что подросток перенес острое отравление, говорили синяки под глазами и чуть сероватый цвет лица.
Отец Максима, напротив, был неспортивного типа: долговязый, нескладный, с узкими плечами. Он суетливо поднялся со стула при нашем появлении, уступая его заведующей отделением.
— Сидите, сидите, я постою, — сказала Людмила Антоновна. И представила меня.
Подгорный-старший хотел выйти, но я попросил его остаться в палате, По закону допрос несовершеннолетнего должен проводиться в присутствии педагога или кого-нибудь из родителей. Обстановка в палате была довольно свободной. Наверное, после всего пережитого отец и сын уже выяснили отношения. Оба, по-видимому, чувствовали себя виноватыми друг перед другом, отсюда — взаимная нежность и сердечность.
Отец не без юмора рассказал, как не пустил свое чадо домой. Я тоже не хотел вносить излишнюю официальность и спросил у подростка с улыбкой:
— Значит, решил насолить родителям?
— Проявил мужскую непокорность, — поддержал тон Максим. — Завил горе веревочкой…
— Ну и где же ты гульнул?
— На лоне природы, — ответил Максим. — Если можно назвать лоном природы сквер у набережной.
— С кем выпивал?
— В гордом одиночестве…
— А выпивку где достал?
— Это была проблема… Понимаете, магазины давно закрылись. Но я слышал, что можно раздобыть спиртное у таксишников.
Отец Максима не выдержал, театрально развел руки и произнес, качая головой:
— Нет, вы только послушайте! Я, кандидат наук, такого не знаю, а он…
— Значит, остановил я “тачку”, — продолжал Максим.
— Какую тачку? — удивился отец. — Ты же говорил, что такси…