Андрей присел под огромным деревом, ожидая, чтобы посветлело. Почему-то сразу подумал о Вере, как вчера, когда возвращались в Острожаны, она рассказывала о ленинградской блокаде.
Верина мама была острожанка. Давно, еще в гражданскую войну, когда красные полки громили Пилсудского и какая-то кавалерийская часть забрела в их село, она приглянулась красному командиру, и он увез ее с собой. Жили они в Ленинграде — большом и сказочном городе. Когда-то баба Мотря показывала несколько цветных открыток, полученных от дочери. Андрей сам видел их и не мог поверить, что все эти дома и дворцы можно было сотворить человеческими руками.
Видел он и первую фотографию внучки Мотри, она не понравилась ему: платьице с какими-то причудливыми финтифлюшками, смотрит важно, а на голове огромный бант. Не девчонка, а барышня какая-то…
Когда началась война, Вера с матерью остались в Ленинграде, отец бил гитлеровцев на разных фронтах и дослужился до полковника.
Мать умерла от голода, а Веру вывезли из блокадного города. Жила в детдоме, но отец, получив двухнедельный отпуск, забрал ее и привез в Острожаны к бабушке. Теперь баба Мотря ежемесячно получает с почты деньги по какому-то аттестату, как с гордостью она объясняла. Еще бы, никто и никогда в Острожанах не получал так деньги — ежемесячно из рук самого почтальона.
Сначала на Веру бегало смотреть все село: как-никак, а полковничья дочь! Но потом привыкли, и нарядная девочка с ее кожаными сандалиями уже не привлекала внимания.
Первый солнечный луч пробился сквозь крону дубов и осветил сухие листья на земле. Андрей посмотрел вокруг и сразу увидел в нескольких шагах от себя коричневую блестящую шляпку боровика. Срезал осторожно — ножка крепкая, белая, совсем не червивая. А рядом еще один…
Андрей спустился в лощину и вскоре набрал уже полкорзинки грибов. Вышел на небольшую полянку и остановился, пораженный: посередине ее вытянулся на толстой ножке огромный, может быть на килограмм, белый гриб.
Андрейка подошел осторожно, будто мог испугать его, обошел вокруг и сел рядом. Снял с шляпки сухой дубовый листок, погладил, ощутил ее здоровую упругость, вздохнул и срезал.
Действительно, гриб хотя был и огромный, но без единой червоточинки, и Андрей представил себе, как удивится Бутурлак. Наверно, и не видел таких грибов сроду, точно не видел, даже и в их грибном краю такие встречаются редко.
Боровик занял все оставшееся место в корзине, и Андрей по привычке посмотрел на небо, определяя время, но сразу вспомнил о часах — посмотрел, еще не было и шести.
Растянулся на траве, подложив ладонь под голову, лежал и слушал, как тикали и тикали возле уха маленькие секундочки и отбивали время. Тогда Андрей отбросил левую руку, чтобы не слышать этого мерного времени, чтобы покорить его себе, чтобы время принадлежало ему.
Было совсем тихо. Пахло медом, травами и грибами. Рядом раскачивался большой лиловый колокольчик, раскачивался гордо и победно, будто был настоящим церковным колоколом, и нужно лишь наклониться к нему, чтобы услышать тревожную музыку.
Андрей наклонил колокольчик к себе, и… автоматная очередь разорвала тишину.
Мальчик схватил тоненький стебелек, потряс его, автомат молчал. Но ведь он точно слышал очередь, даже узнал по звуку: очередь из “шмайсера”.
Схватив корзинку, Андрей перебежал в густые заросли ежевики, замер, прислушиваясь.
Кружат бабочки над поляной, голосистые птицы ссорятся на дубе.
Андрей спрятал корзинку в кустах и, обойдя ежевичные заросли, осторожно углубился в лес.
Сразу начинался орешник, потом шел молодой дубняк; дальше — мощные дубы, солнечные лучи почти не проникали сквозь их густые кроны, лес помрачнел.
Вдруг мелькнула тень, и Андрей, прижавшись к дубу, увидел: человек наклонился над чем-то, и автомат свисает у него с шеи. Он не разглядел ни лица, ни одежды — видел только, что незнакомец высокий, а на голове у него обыкновенная шляпа с полями.
ebooksa