— Хорошо, Джон, прогуляем лошадей, — коротко и довольно сухо ответила Глэдис.
Когда мы подошли к дому, я почувствовал себя в некотором замешательстве, не зная, за что взяться. Дел скопилось множество, но послеобеденные часы я решил провести с Глэдис, а на прогулку мы собирались еще через час-другой. Желание — смутный отголосок ночи — шевельнулось во мне… Глэдис, я видел, тоже не знает, куда себя деть.
Мы перешли в гостиную так, словно я пришел с визитом, совершенно не понимая, чем занять друг друга. Глэдис стояла повернувшись боком к очагу, будто греясь у невидимого пламени.
— Как рисовалось? — спросил я.
— Плохо.
— Жаль.
— Да я особенно и не старалась. — Она почти совсем отвернулась от меня… Значит, тогда, в поле, она солгала без всякой нужды; от неожиданности сердце мое похолодело.
— Но у тебя же было предчувствие, что дело пойдет, разве нет, Глэдис?
— Я знала, что ничего не выйдет.
— В чем же причина?
— Причина?.. Я говорила тебе вчера.
— Что все нереально, как во сне?
— Да… и сон неинтересный. Слишком холодный.
— Со временем желание рисовать вернется.
— Не знаю… Я все выдумала, Джон, никуда я не гожусь.
— Замолчи, Глэдис! Я совершенно с этим не согласен.
— Да и тебе от меня никакой пользы… Сегодня утром я чувствовала себя счастливой, мне было так хорошо. Я шла к реке с самыми радужными мыслями. Ансель, мальчик, его хорошенькая сестричка и две девочки Стейнов болтали по дороге в школу. Они ненадолго задержались возле меня, и мы очень мило, по-дружески поговорили, но, когда они ушли, мне снова стало страшно одиноко — ни единой живой души кругом, только эта бесконечная тишина и плеск воды. Ах!.. Я вернулась домой и плакала, а потом решила написать кузине, но подумала, что будет лучше сделать то, о чем ты просил. И, как видишь, даже успела поработать в поле. Только пользы от меня было немного… Вот мое утро.
— Неужели же все так пусто и неинтересно?
— Конечно нет! Все в порядке.
— Глэдис, если ты опять грустишь, скажи.