Мать всплеснула руками:
— Не берут! Да кто к тебе пойдет! Ты же сидишь и ртом мух ловишь! Надо завлекать, завлекать покупателя! Как бабушка делала, вспомни. Постой, а это что? А? Что же ты с прилавком-то сделал? Я тебе карандаш для чего дала? Да это ж… как тебе не совестно, а вдруг увидит, — понизив голос, она испуганно закачала головой. Ещё раз поглядела на прилавок и, не выдержав, прыснула, зажав рот ладонью.
— Ну как ты можешь! — негодовала она. — Не-ет, видно, драть тебя придется!
Виталька взглянул на прилавок. Толстенная Граммофониха в сбившемся набок платке, в мужском пиджаке, лопнувшем на плечах, красовалась на нем во весь рост. В одной руке она держала яблоко, другую, сжав в кулак, протягивала к носу перепуганного до смерти человека с реденькой забавной бородкой.
— Это дьячка она так, что ли? — узнала мать.
— Ну да! — кивнул Виталька.
— Что ты на меня уставился? — снова повысила она голос. — Вот как ты торгуешь. Бабушка старенькая и то по три ведра продавала!
— Да ну… будто мы торговцы.
— Что значить — торговцы! Мы свои продаём. Что им гнить, что ли?
— «Свои, свои»! Вон у Сейго нет яблок, значит, я с него деньги брать должен?
— Зачем с него брать? Ему и так дадим. Пусть приходит.
— А с других можно?
Мать рассердилась:
— Хватит языком чесать! Вот посмотрю, сколько ты сегодня продашь!
И снова стоит Виталька рядом с «Правой» и «Левой», и торговля у него опять не идёт. Погода чудесная, с Днепра доносятся крики мальчишек, а тут считай гривенники.
К Граммофонихе подошел мужчина в соломенной шляпе. Он все ещё размахивал раком с болтающейся клешней. Виталька слышит, как он говорит Граммофонихе:
— Привет тебе, о Дульцинея Покровская! Закуска есть, не хватает на пиво. — И он помахал раком перед самым её носом.
— Васька, не треплись, — гудит торговка. — Хватит хулиганские словечки употреблять!
Но тот, слегка покачиваясь, продолжает:
— Двадцать две копейки отпусти племяннику, Иоланта! Родному единственному племяннику!
ebooksa