В стране райской птицы. Амок.

22
18
20
22
24
26
28
30

Тут поднялся Сагур, один из лучших матросов корабля:

— Слушай, Гоно! Твоя собачья душа не знает чести. Шел бы ты лучше на свое место, к порогу господ. Там ты нужнее, чем здесь, среди нас!

Вокруг одобрительно зашумели, и Гоно понял, что сделал промах: еще неизвестно, кто возьмет верх. Он начал оправдываться:

— Чего ты взбесился? Я высказал ту же мысль, что и все, кто не хочет зря лезть в петлю. Разве я не такой же яванец, как вы, и не хочу добра своему народу?

— Алло, алло! — послышался из машинного отделения голос, который решал теперь судьбу всех, находившихся под палубой, и моряки пододвинулись поближе к дверям. Они услышали, как мичман ван Хорк тотчас откликнулся:

— Что нужно?

— Вот вам последнее предложение, — опять зазвучал из трубы выразительный голос Салула. — Если вы через пятнадцать минут сдадитесь, мы всех вас отпустим на свободу. Если же нет, мы оставим на корабле ваших связанных товарищей, а сами отъедем на лодках и взорвем корабль. Никаких переговоров больше вести не будем. Ждем ответа ровно через пятнадцать минут!

Голос умолк.

Ван Хорк подошел к рупору и неуверенно сказал:

— Войска ее королевского величества разбойникам не сдаются. Предлагаем вам самим оставить корабль.

Но ответа не последовало, и все поняли, что время переговоров истекло. Наступило время действий.

Вихрем понеслись мысли в головах моряков. На протяжении нескольких минут никто не произнес ни слова, как бы прислушиваясь к самому себе. Но все думали не о том, сдаться или нет, — даже сам мичман так не думал, — а только о том, как это лучше сделать.

Туземцы решили, что им надо будет восстать против голландцев, чтобы заставить их сдаться. Но ведь тогда и их обвинят в бунте! Не лучше ли подождать, пока белые начнут сами?

А белые матросы боялись идти против мичмана, чтобы и их потом не обвинили в измене.

Последнее слово, таким образом, осталось за мичманом. Но мог ли он добровольно согласиться на сдачу после того, как сам сказал, что честь голландского мундира требует лучше погибнуть, чем сдаться?! Вот если бы его принудили к сдаче, он остался бы героем, все восхищались бы им, говорили бы только о нем.

Однако, как на зло, все матросы молчали. Хоть ты возьми да попроси, чтобы они взбунтовались.

Выручил мичмана невоенный, мирный человек — доктор.

— Я думаю, — сказал он, — что нам и рассуждать нечего. Не будет никакой пользы, если мы погубим и себя, и капитана, и корабль. Мы не имеем права так делать.

Сердце мичмана запрыгало от радости: он все же останется героем! Но нужно было сыграть роль до конца.

— Не забывайте, — сказал он сурово, — что мы на посту. Не забывайте, что в трюмах корабля оружие, которое попадет в руки врагов, а это может отразиться на положении всех наших колоний. Мы посрамим честь Голландии, честь нашей королевы, если без борьбы сдадимся бандитам, как мыши в мышеловке. С оружием в руках мы должны сделать последнюю попытку!