В стране райской птицы. Амок.

22
18
20
22
24
26
28
30

Эта горячая речь так захватила мичмана, что он и сам почти всерьез стал верить своим словам. Речь его лилась все быстрей и быстрей, мичман грозно тряс кулаками и не заметил, как моряки — и белые, и цветные вместе — постепенно отжали его от рупора.

— Алло! — снова послышалось сверху. — Ваш ответ?

Мичман осекся на полуслове и побледнел. «Что будет, — мелькнула мысль, — если они не согласятся сдаться?!» И тут же радостно вздрогнул от громкого голоса Гейса:

— Мы сдаемся!

Какая-то горячая волна прихлынула к сердцу ван Хорка, и он даже не понял, кто вместо него произнес эти спасительные, страстно желаемые два слова.

Отстегнув кортик и револьвер, он отбросил их прочь и гордо сказал:

— Я сделал все, что мог. Но если вы так решили, я вынужден покориться насилию!

Тем временем сверху отдали приказ:

— Выходить по одному, с поднятыми руками!

Начали выходить — одни с радостью, другие со страхом. Мичман — с красным от позора лицом, но с легким сердцем. Гейс вышел, опустив голову и стараясь не смотреть в глаза Салулу.

Когда вся команда «Саардама» собралась на палубе, к ней обратился Салул:

— Мы высадим вас на Кракатау и оставим питания на три дня. За это время вас, наверное, кто-нибудь заметит и подберет. А теперь, — продолжал Салул по-малайски, — я обращаюсь к вам, братья, к вам, сыновья нашей земли, нашего народа! Вы обмануты, запуганы могуществом белых. Вы верой и правдой служите своим хозяевам, охраняете их и награбленное ими добро, с вашей же помощью держат они в повиновении ваших отцов и сестер. Мы знаем, что вы еще несознательны, но и среди вас есть люди, которые понимают, какое черное дело они делают. Так пусть же те, кто понимает это, идут к нам, чтобы служить своему народу!

Не успел он закончить, как Сагур и с ним еще семь человек выступили вперед и с радостным шумом соединились со своими. Те же, что остались, нерешительно топтались на месте, не зная, как поступить.

Через несколько минут вышли еще пять человек, а еще минуту спустя… Гоно!

— Ты?! — разом воскликнули Сагур, Барас и еще некоторые.

Гоно горделиво выпрямился, стукнул себя кулаком в грудь:

— Да, я! Вас это удивляет? Значит, вы не знаете Гоно! Меня недавно упрекнули, что я чужой, не сын своего народа. Так вот смотрите все: Гоно не такой, как вы о нем думаете!

— Знаешь ли ты, что идешь на смерть? — спросил Салул.

— Знаю! Я рискую не больше вас всех. А терять мне, кроме собачьей жизни, нечего.

Эти взволнованные слова произвели впечатление даже на Сагура.