Леиньш вошел и прислонился к дверной притолоке. Впервые Самарин заметил, как сильно сдал его хозяин, весь точно усох. Интересно, как себя чувствуют сейчас эти местные мародеры?
— Я хотел спросить, долго ли вы собираетесь жить у меня? — спросил Леиньш, глядя в сторону.
— А что случилось? Нашли более выгодного жильца?
— Да что вы? И не думаю об этом! — торопливо проговорил Леиньш. — Но тут такое дело. Лето, понимаете, на закате, в деревне уборка урожая начинается, и я хочу перебраться к брату, помочь ему. Да и зимой там спокойней будет, главное — к столу все свое имеется.
— Но при чем тут я? — удивился Самарин, уже догадываясь, куда клонит хозяин.
— Просить я вас хотел, чтобы жили вы во всей квартире, а если кто будет интересоваться, чтобы сказали, что квартира моя, а я — у брата в деревне. — И, помолчав, добавил: — Заплатите мне за год вперед...
— А вы что же, больше не дворник?
Леиньш вяло махнул рукой:
— Одно звание... Жалованья третий месяц не выдают. Так как насчет моей просьбы?
— Хорошо, я сделаю, как вы просите, но жить буду по-прежнему в этой комнате. — Леиньш съежился под пристальным взглядом Самарина. — Значит, вы, пока суд да дело, решили из Риги бежать? А квартира-то не ваша, а только захвачена вами.
— Господин Раух, теперь разобраться, где чье, невозможно, — вздохнул Леиньш, переступая с ноги на ногу.
— Но вы все же то, что захватили, считаете своим?
— Хотите верьте, хотите не верьте, но мы с братом решили — пусть все будет нетронутое, а хозяин вернется — отдать. Честное слово...
— Ах, так... Вы создали камеру хранения награбленного добра? — рассмеялся Самарин.
— Уж как хотите, но дело это, между прочим, только наше, то есть промеж латышей! — вдруг разозлился Леиньш. — И мы сами разберемся. — И добавил с ухмылкой: — Вы-то все отсюда уедете, а мы уж тут разберемся и сами все уладим.
— А откуда это вы взяли, что мы отсюда уедем? — не без угрозы спросил Самарин.
— Что же, я не вижу, что ли, как ваши все время уезжают? В нашем доме уже квартир десять свободных. И между прочим, всю мебель, что была в тех квартирах, они вывезли в Германию. А меня укоряете...
— Мы делаем это по праву войны. Мы воюем, господин Леиньш, здесь — фронт. Когда победим, мы и здесь все образуем по закону! — со строгой наставительностью сказал Самарин.
Леиньш глянул на него с откровенной усмешкой и промолчал. Он уже собрался уходить, но задержался:
— По городу слух... будто русские объявили, что будут по закону судить всех, кто тут помогал вам... ну и всех наших, которые действовали... Может быть такое?