— Ты либо хвалишь меня, либо считаешь законченным болваном. Кто же сейчас живёт иначе? Да и ты давно ли стал другим?
— Я? Впрочем, где-то ты прав, Ганс, видимо, ты ближе к истине, чем я.
— И всё-таки ты считаешь меня дураком!
— Нет. Я уже сказал, что завидую тебе. Если бы я мог так же, как ты, — легко и просто.
— А что тебе мешает?
— Подожди, я хочу понять! Вот скажи мне, как друг, ты любишь Шарлотту?
— Знаешь, что люблю, — зачем спрашиваешь?
— Она мне сестра…
— Люблю, конечно.
— Тогда объясни, как можно связать любовь к ней, этой чистой, преданной тебе женщине, с твоими ночными похождениями с этой пухленькой официанткой из казино?
— А ты уже знаешь?
— Служба.
— Однако…
— И должен тебе сказать, вкус у тебя, если судить по этому увлечению, превульгарнейший.
— Напрасно ты вспомнил Шарлотту рядом с этой девкой. Понимаешь, Франц, как-то нужно решать и этот вопрос.
— Вот видишь, как у тебя всё хорошо! Это не измена жене, а решение одного из вопросов. И всё становится на свои места. Первая же уличная женщина тебя вполне удовлетворяет. А кровь великой нации смешивается чёрт её знает с чем!
— Брось, Франц, опять ты ударился в свою философию.
— Не понимаем мы друг друга. Однако перейдём к делу. Меня беспокоит несколько обстоятельств, и прежде всего судьба капитана Келлера.
— Что именно?
— Этот погром означает его провал, другого объяснения я не нахожу.