Майлыбаев показал ей удостоверение. Глафира расстроилась:
— Чего это вы все выспрашиваете, то один, то другой? Делать больше нечего? Чем он перед вами провинился, что жить бедняге не даете спокойно?
— Виноват он или чист, это вам должно быть известно лучше, чем мне.
— Передо мной Андрей не виноват. Меня он не обижает, к словам моим прислушивается.
— Не кажется ли вам, что он все же не очень откровенен с вами и что-то скрывает?
— А нам скрывать нечего. Вся жизнь на виду.
— Думаете, у всех так?
— А что мне думать? Я его как свои пять пальцев знаю.
— Ой ли? Если вы так хорошо его знаете, то скажите мне, где он был позавчера во время обеденного перерыва?
— У себя на работе, на мясокомбинате.
— Нет, Глафира. В это время он совершал прогулку на чьей-то машине в сторону Медео и не один.
— Не ври! Я сама в обед разговаривала с ним по телефону.
— Если не верите мне, спросите у него самого. Вот здесь, рядом, есть почта, позвоните оттуда Андрею Алексеевичу.
— Какого цвета была машина, на которой он разгуливал?
— Черный ЗИМ.
— Ну ладно! Только учти и потом не обижайся, если соврал: я прямо к твоему начальнику пойду с жалобой.
Данишевская позвонила в проходную мясокомбината.
— Это Андрей Алексеевич? А где он? Позовите его, пожалуйста, к телефону. Да-да, Петрушкина.
Через некоторое время послышался голос Петрушкина:
— Кто это?