Показался Глазков. Огромный и могучий, без шапки, со слипшимися, перепутанными волосами, прокопченным лицом, он осмотрел на скорую руку орудие, кивнул на Котова — больше не на кого было кивать, — сказал:
— Боевой расчет к бою готов, командир. Орудие стрелять не может — нет наката. Устало оно. Мина рядом рванула, как еще устояло...
«Не дай бог немцы опять пойдут на высоту, — тревожно подумал Кузнецов, — совсем нечем будет отбиться... Автоматами не удержишь...»
Но танки уходили все дальше по равнине, к лесу, автоматчики бежали следом, и Кузнецов почувствовал, как забился в горле комок, перехватывая дыхание, и ноги онемели от слабости. На миг перед глазами поплыли, мелькая и крутясь, лиловые радужные окружья, и он, боясь, что ноги не удержат, подкосятся, тяжело опустился на снарядный ящик.
Моросил дождь, со стороны Балтики все тянуло низовым промозглым ветром, сизые тучи хмуро скользили в чужом неопрятном небе, совсем рассвело, но казалось, утро еще не занялось — такая хмарь висела кругом.
Согнувшись, упершись локтями в колени, охватив ладонями лицо, Кузнецов сидел, прислушиваясь к удаляющемуся рокоту танков. Он молчал, ощущая тупые и не в меру частые удары сердца. Думал о закончившемся бое: сколько он длился, этот бой? Долго, очень долго, должно быть, целую вечность... И вот эта вечность отошла вместе с ушедшими в нее корякинским расчетом, своими ребятами — совсем молодыми. И все-таки, несмотря на горечь, жалость и сострадание, он понимал, что их гибель была не напрасна — бой этот за высоту был необходим...
Глазков и Котов сидели рядом, тоже молчали. Потом Глазков спросил:
— Что теперь, командир?
— Снимите замок, панораму — и в дивизион. К Бурову подкрепление подойдет...
Они шли, спускались с высоты по ее тихому, не тронутому боем склону, в изодранной одежде, измотанные вконец, полуоглохшие, еще не остывшие от схватки.
— Чертово «Сердце», — горько усмехнулся, оглянувшись, Котов. — «Мин херц»! Вот тебе и «Мин херц»! — кол ей в глотку! Придумают же имечко...
Они все трое постояли с минуту, глядя на высоту, — она словно бы слегка курилась в дождливом рассвете, но стояла тихо и неприметно, ни о чем не говоря постороннему глазу.
Внизу, у подножия, их поджидал Головин с машиной, доверху груженной боезапасом. Как-то во время боя и позабылось о нем — не было нужды в снарядах, — и он, выполняя распоряжение командира орудия, целую ночь все ждал ракету, как условились, прислушиваясь к недалекому бою. И вот дождался их самих. Он кинулся навстречу, застыл перед ними, обнимая их радостным взглядом. И вдруг сразу сник:
— А остальные?
Глазков молча кивнул за плечо, и Головин отступил в сторону, пропуская их, глядя им в спину с жалостью и недоуменным испугом.
Мимо, чуть поодаль, густыми цепями поднимались на высоту стрелковые роты — шло подкрепление батальону Бурова.
— Наступление начинается, — сказал Глазков. — Теперь порядок, командир. Всыпют немчуре...
— Это уж точно, — согласился Котов. — Но мы тоже всыпали дай бог. Расчистили дорожку, как по асфальту идут...
Возле машины их встретил офицер. Поднял руку, загораживая дорогу:
— Стой! Куда направляетесь?
ebooksa