— В дивизион, за новой матчастью, — ответил Кузнецов, смекнув в чем дело.
— Все в наступление, вперед, на высоту, — прикрикнул было тот, — а вы...
— А мы с высоты. Оттуда...
— Кузнецов? — приглядевшись, удивился офицер. — А тут сказали, что ты погиб... Ну и видок: кошки, что ли, вас драли?
— Собаки. Железные собаки...
— Вижу. Ну, идите докладывайте своему начальству. Что там, на высоте?
— Подниметесь, сами увидите...
По пути в дивизион им повстречались замполит и лейтенант-артиллерист из училища, которые приходили к ним на высоту перед боем.
— Живы? — замполит не верил своим глазам. — Кузнецов, ребята, — живы! А мы уж тут... Из артполка сообщают: огонь на себя просите. Ну, думаем... А вот, живы! Корякин-то где?
— Погиб весь расчет, товарищ старший лейтенант, — понуро ответил Кузнецов. — Все до единого полегли... Водка у вас есть? Извините, конечно...
Замполит кивнул молоденькому лейтенанту, и тот с готовностью протянул флягу. Кузнецов налил Глазкову первому, потом Котову, выпил сам. Это надо было обязательно — они едва держались на ногах.
Замполит смотрел на них, на их изодранную одежду, из которой клочьями торчала вата. Сказал:
— Наступление начинается. Удержали высоту: молодцы! А теперь к себе. Подробности на месте.
Кузнецов вытряхнул из сапог мелкие осколки — эти стальные брызги вперемешку с землей мешали идти, — Глазков и Котов сделали то же, и они устало побрели в дивизион.
Комбат Кузьменко, выслушав короткий доклад Кузнецова, обнял каждого из них.
— Орудие твое, Николай Иванович, — сказал он, — возьмем и починим. Не беспокойся.
— Орудие починят, — произнес с болью Кузнецов, — а вот людей...
— Война... — вздохнул Кузьменко. — Скорей бы конец ей... А теперь отдыхать.
Они спустились в землянку, и сон сразу же одолел их, едва успели добраться до лежаков, забросанных голыми ветками и старыми, изношенными телогрейками.
Кузнецов спал мертвецким сном. Но для него бой на высоте все еще продолжался...