Но радость его была сдержанной, и Кузнецов почуял недоброе.
— А у вас что? Все целы?
— Замкового наповал, — тихо ответил Котов. — Осколком. Вон лежит.
Кузнецов приподнял плащ-палатку, но лица Сименцова не разглядел, оно смутно белело в темноте, и он с жалостью сказал, прикрывая его опять:
— Вечная память. С теплой кухни да под пули... — Сел вместе со всеми на ящики. — Кто останется, напишет ему домой. Как все было. Похоронка сама по себе... Героем пал наш товарищ, так и напишите. К награде бы надо... И, помолчав, вздохнул тяжело: — Ладно, после боя похороним. Пускай напоследок с нами побудет...
— Думаешь, опять полезут? — спросил Глазков.
— Обязательно. Дров мы им порядком наломали. Значит, полезут, не стерпят. Нужна им эта высота, как кость в горле застряла.
— И радиста вот зацепило, — Котов указал на сидевшего тут же с перевязанной рукой Тимофея.
— Как, Тимофей, вниз пойдешь? — спросил Кузнецов. — Или ничего, потерпишь до утра? Выбирай, воля твоя...
Радист вскочил, вытянувшись:
— Товарищ командир, рация ведь цела! Зачем же вниз? — В голосе обида послышалась. — Рана так себе...
— Ну, ну, — согласился Кузнецов. «Вот и этот, как Сименцов, свое ищет... ведь право имеет уйти, так нет. А молодец саратовский». И повернулся к Глазкову: — Все полегли корякинцы, все до единого. Орудие вдребезги, но это уже в последнюю минуту, миной.
— Кто же стрелял? Неужто один?
Кузнецов не ответил, помолчал, и Глазков не стал переспрашивать, помолчал тоже.
— Одни мы теперь, — сказал Кузнецов, — надо орудие тщательно подготовить. А у Бурова что?
— Плохо, должно быть, чуть танками не помяли.
У Бурова и впрямь дела были неважные: у него осталась только треть батальона.
— Это от той трети, с которой я начал оборону высоты, — зло говорил он, придя вскоре к Кузнецову. — В предыдущих боях здорово нас помотало. Только называется батальон. А так...
Они сидели вдвоем, курили потихоньку, поглядывали в сторону черневшего в ночи леса. Тихо и угрюмо скользила луна меж темных туч, блеклым, зеленоватым светом обдавала и высоту, и пустое пространство перед ней. Со стороны Балтики все тянуло низовым промозглым ветром, и опять стал накрапывать дождик.
Кузнецов рассказал о своих делах.