— У тебя что же, все с собой? — хмыкнул шкипер, обглядывая его с головы до босых ног.
— Почти все, — почувствовав насмешку, но сдерживаясь, сказал Быков. — Товарищ еще в шалаше лежит, радист с нашего катера.
— Не отоспался, что ли?
— Пойдем, глянешь.
— Веди, — сказал Ратников, и все четверо направились кустарником, держась ближе к лесу.
Но Апполонова в шалаше не оказалось.
— Он же почти не может двигаться! — удивился Быков, заглядывая внутрь, обходя вокруг. — Апполоша, отзовись. Да ты что?
— Что-то ты, кореш, темнишь, — засомневался шкипер.
Но тут же из кустов донеслось:
— Ты кого, боцман, привел?
— Свои, Апполоша. Ребята свои пришли. Я же тебе говорил, что придут. Худое, видать, подумал, — сказал Быков Ратникову. — Расстройство у него произошло после торпедной атаки... То отойдет, то опять...
Апполонова занесли в шалаш. Маша тут же принялась хлопотать возле него, напоила, осторожно промакнула кончиком косынки обожженное лицо, перетянула рану на ноге.
— В больницу бы. Нельзя ему так.
— Какая теперь больница, — вздохнул Быков.
— Не вижу. Ничего не вижу, ночь кругом! — заметался Апполонов. Но ласковые Машины руки успокоили его, и, он понемножку затих, повторяя в полузабытьи: — Ты кого привел, боцман? Чей это берег?
— Тяжелый, очень тяжелый, — сказал Ратников, отведя Быкова в сторону. В нескольких словах пояснил, как здесь очутился. — Тоже не сладко пришлось...
— Да уж куда слаще, — посочувствовал Быков. — Говоришь, до батальона морской пехоты на сторожевике плавал? Ну а я вот на торпедном катере. Выходит, оба без кораблей теперь? Что дальше делать будем?
— Давай так: ты со своим радистом потолкуй, успокой его насколько возможно, а я — со своими.
Подошел шкипер, бросил хмуро:
— Значит, у тебя все с собой? Плюс еще этот...