Позывные из ночи,

22
18
20
22
24
26
28
30

— Положите на стол! — Зайков выполнил приказание. — А теперь, господин Зайков, я от имени финского командования приношу вам извинения. Мы накажем того, кто посягнул на вашу честь. Впрочем, сначала я прикажу подать вам в соседнюю комнату обед. Я думаю мы договоримся. Нам нужны способные люди.

Когда за Зайковым закрылась дверь, майор снял телефонную трубку и вызвал фоймогубского коменданта:

— Идиот, — сказал он тому, кто был на том конце провода. — Идиот! Немедленно сдайте дела и явитесь за получением документов. Пусть на передовой русские поучат вас уму-разуму.

Майор положил трубку и бросил взгляд на гранату, которая все еще лежала на столе.

— Это чертовски хорошо, — подумал он, — что она оказалась в руках такого труса. А то и мне могло не поздоровиться.

Глава 3 СВОИ И ЧУЖИЕ

В один из ясных солнечных дней 1943 года Орлов вернулся из штаба в хорошем настроении.

— Ну, Тимофей, — сказал он своему другу Миккоеву, — собирай вещички. Отпуск нам с тобой выпал. Ты что, не доволен? — добавил Алексей, заметив, что его сообщение не слишком обрадовало товарища: Тимофей вдруг помрачнел, достал кисет и стал неторопливо скручивать цигарку.

— Чему радоваться? — закуривая, ответил Миккоев. — У тебя жена, детишки, какой ни на есть дом. А у меня что? Семья-то на оккупированной территории. Будто не знаешь… Только душу бередишь.

— Вот это ты зря! И не думал я тебе душу бередить. А про отпуск потому сказал, что предлагаю вместе со мной съездить. Будь спокоен: встретят как родного.

— Что ж, это мысль, — повеселел Миккоев. — Пожалуй, можно и съездить.

— Вот и хорошо!

И они отправились. За эти недолгие недели отпуска друзья многое повидали, они как бы окинули взглядом страну, по-военному строгую, но до слез родную, уже увидевшую где-то там, впереди, занимающуюся зарю победы.

Были за эти недели и радостные, и грустные впечатления. Но где бы ни находился Орлов, сидел ли вместе с другом за семейным столом, оглядывал ли через окно вагона бескрайние наши российские поля, — ни на минуту не покидали его воспоминания о пережитом. Он видел Заонежье, светлую воду полюбившегося озера, трудные дороги, что пройдены, видел спокойные глаза Бородкина, скупую улыбку Сюкалина, открытое лицо Саши Ржанского и понимал, что там, в заонежских лесах, оставил частицу своего сердца. Разведчик Орлов знал, что не будет ему покоя, пока не возвратится счастье в тихие деревни, где седая давность всегда так тесно сходилась с новью.

— Загостевались мы, пожалуй… — сказал ему как-то Миккоев.

— Твоя правда.

И за несколько дней до окончания отпуска оба вернулись в Беломорск.

…Самолет шел над самым лесом. Взглянув вниз, Орлов с удовлетворением подумал, что в этих местах он знает каждый кустик. И вот он снова идет на задание, которое предстоит выполнить в районе Липовиц. Надо создать новые надежные явки, выяснить судьбу людей, с которыми был связан прежде, собрать информацию о противнике. «Нужна такая явка, — сказал на прощание полковник, — которую мы могли бы использовать и зимой, как место пребывания наших людей».

Пора прыгать. Последнее прощание с пилотом. И вот уже выдернуто кольцо парашюта. Приземлился точно — на том самом болоте северо-восточнее деревни Липовицы, которое было выбрано еще там, в штабе. Так же благополучно совершил посадку и радист Павел Васильев.

Отстегнули парашюты и сразу же принялись маскировать следы своего приземления. Затем в течение трех дней устраивали свое «хозяйство» в лесу. Сообщили на Большую землю о благополучной высадке.