— Заладил, господин, господин. Какой я, к чертям собачьим, господин. Прошу без оскорблений. А вот как быть с тобой, честное слово, не знаю. — Яков достал из другого кармана банку мясных консервов, вскрыл ее ножом, протянул Лугачеву сухари и добавил:
— Давай-ка закусим. А то на голодный желудок голова плохо работает. Твои припасы трогать не будем, чтобы, если отпущу тебя, у господ полицейских подозрения не вызвать.
Закусывал, главным образом, сам Яков, ибо Лугачеву явно не лез кусок в горло. Покончив с банкой, разведчик аккуратно закопал ее в вырытую тем же ножом ямку.
— Вот что: пиши расписку. Мол, получил от советского разведчика Якова Ефимова триста марок за переданные ему сведения о финских воинских частях.
— Да зачем мне марки. Я и так!
— Пиши. Так. Теперь сосчитай. Деньги, хотя они и не рубли, счет любят.
Яков спрятал полученную от Лугачева расписку и сказал, глядя прямо в глаза вконец растерявшегося парня:
— Если предашь, эта расписка будет переслана финскому командованию, да и брату-танкисту сообщим, какой у него браток. А тебе такое задание: потолкайся подольше в штабе, приглядись, нет ли каких документов, ознакомься, запомни. И второе: постарайся разузнать о судьбе Ржанских и Сюкалиных, — и Яков подробно объяснил, о каких людях он ведет речь. — А встретимся вот где. По карте, небось, понимаешь? Так вот гляди. Как прибудешь сюда, располагайся и жди меня. Сколько надо, столько и жди. Сегодня, значит, десятое июня. А это… Это будет двенадцатого. Ясно? Шагай.
Лугачев ушел. А Яков мысленно подвел итог этому дню: не так уж плохо. Он полной грудью вдохнул свежего лесного воздуха, оглянулся по сторонам. Прикинув, что отсюда ему до базы далековато, Яков направился в соседнюю деревню, где решил заночевать. По словам Лугачева, там некого было опасаться.
В крайнем доме дверь ему открыла пожилая женщина. Она разбудила хозяина. Это был румяный с круглыми красноватыми глазами старик. Увидев незнакомца, он засуетился, забегал, всем своим видом выражая радость по поводу встречи с гостем. Весь он так и светился расположением. Сочные губы растягивались в улыбке, большие белые руки были в непрерывном движении. И только в глубине его глаз прятались беспокойные огоньки: сверкнут и исчезнут.
— Гость на порог — ставь чай да пирог, — сказал хозяин, назвавшийся Иваном Сергеевичем Лимоновым.
Уже за чаем на вопрос Орлова, как живется ему, Лимонов сказал не без гордости:
— Работаю старостой. Пятьсот марок платят. 300 из них штаб и 200 полиция. Да еще бондарное ремесло кормит. — Сообщая во всех деталях об источниках своих заработков, он испытующе поглядывал на незнакомца.
«Сразу видно — шельма старик, — решил Яков, мысленно проклиная себя за неосторожность. — Вот тебе и переночевал…»
Поблагодарив хозяина, он встал из-за стола.
— Ждут меня в Ламбасручье, — с подчеркнутым сожалением сказал Яков старику. — А то бы еще у вас чайком побаловался. Хорошо заварен чаек.
— А кто ждет вас, если не секретец?
— Какой секрет: сам Пернанен. Докладец для него есть. Срочный.
— Так может лошадку запрячь?
— Да нет, погода отличная, прогуляюсь.