Позывные из ночи,

22
18
20
22
24
26
28
30

— Не вечно безнаказанно людоедствовать будете. Скоро ваш черед ответ держать, — с точно рассчитанной прямотой сказала она надзирателю. — Устрой свидание. Это тебе зачтется в будущем.

То ли этот довод показался надзирателю убедительней любых просьб, то ли теплилось еще в его душе что-то человеческое, — только он согласился.

— Пять минут. Больше не могу, — ответил надзиратель и зазвенел ключами.

Клавдия Ефимовна Колмачева присутствовала при этой последней встрече юного героя с матерью и сохранила ее во всех подробностях в памяти.

Когда Александра Никитична вошла в камеру, Саша стоял у столика с миской в руках. Он осторожно опустил миску на пол и прижал к сердцу мать. Так и стояли они, не шелохнувшись, перед вечной разлукой.

Александра Никитична рыдала, а Саша, хрупкий, почти просвечивающийся, говорил:

— Мама, не плачь. У тебя есть еще три сына, кроме меня, и ты должна жить ради них. Я ухожу, но я честно прожил свои юные годы.

…В полдень 28 июля 1943 года Василий Иванович Ржанский понял, что страшная минута наступила: в коридорах тюрьмы что-то загремело, послышались торопливые шаги, непонятные команды. Где-то звякнул ключ, заскрипела дверь чьей-то камеры. И вдруг…

— Прощай, папа! Прощай, мама!

Василий Иванович узнал голос сына и, припав к дверям, неожиданно окрепшим голосом крикнул:

— Прощай, Сашенька, прощай! — ему хотелось что-то еще сказать, но не смог, будто чем-то тугим перехватило горло, а потом стало давить на виски, на голову. Из его сознания выключилось все, осталась только мысль о Саше.

И тут снова голос из коридора: теперь уже низкий, хрипловатый:

— Прощайте, товарищи!

Василий Иванович прислушался, понял: «Это голос Сюкалина, значит их всех вместе».

— Прощай, Петр Захарович! Прощайте! — крикнул он в наглухо закрытую дверь камеры, затем бросился к окну.

Во дворе стояла открытая машина. Сверху хорошо были видны брошенные в кузов лопаты, ломы… Из глубины двора показались два охранника, потом Сюкалин, Саша. За двумя медленно двигавшимися женщинами — старушкой Матреной Чивиной и Анной Сюкалиной — шла тюремная охрана. Всех загнали в машину. Вслед за ними в кузов поднялись шестеро солдат. Один из них держал на поводке овчарку.

Василий Иванович прильнул к решетке, закричал: «Прощай, Саша! Прощайте, товарищи!» Машина двинулась, скрылась за углом тюрьмы. Ржанский упал на цементный пол.

…Через два часа машина вернулась обратно. Василий Иванович взглянул в окно. На дне кузова он увидел окровавленную одежду расстрелянных.

Навсегда поселилась в сердце Ржанского безысходная тоска по утраченному сыну. И как раскаленным углем жгла его ненависть к тем, кто принес кровь и слезы на советскую землю.

Глава 5 НАДЕЖНАЯ ЯВКА