Шхуна «Мальва»

22
18
20
22
24
26
28
30

Партизан Безручко и Нина сидели около шкипера, поминутно подавая ему воду. У шкипера начался жар, глаза его блестели, со лба по щекам стекали капли пота. Нина изредка вытирала его лицо влажным платком.

Безручко говорил:

— Другого выхода нет, Андрей Ильич. Люди нуждаются в медицинской помощи. У Юры Араки серьезное ранение. Да и вы... Надо идти только в бухту. В отряде есть врач...

Шорохов слушал молча. Он чувствовал, как уходят его силы, но думал сейчас не о себе. Наконец он глухо проговорил:

— Я понимаю, до рассвета шхуну надо спрятать... Но... Ночь, ни черта не видно... Разобьем посудину и сами пойдем ко дну. Где Иван Глыба?

Нина вылезла из кубрика и вскоре вернулась вместе с Иваном. Иван подошел к койке, тихо сказал:

— Я здесь, шкипер.

— Где мы сейчас находимся, Иван? — спросил Шорохов. — Далеко от берега?

— В трех-четырех милях от бухты Светлой, Андрей Ильич, — ответил рыбак. — Надо или уходить в море, или идти в бухту. Что будем делать?

— Иван, помнишь, ты рассказывал о своем отце, — проговорил шкипер, чуть приподнимая голову. — Помнишь? Вот кто, наверно, сумел бы ночью провести шхуну в бухту Светлую, точно, Иван?

— Ха! Батя провел бы сюда крейсер, а не только шхуну! — не без гордости ответил Иван. — Что и говорить...

— А ты, Иван, не смог бы этого сделать?

— Куда мне! — махнул рукой Глыба. — Ночь, камни, мели... Нет, крейсер мне не провести б...

— А шхуну?

— Шхуну? Что ж, шхуну протащил бы. Шхуна не крейсер. Мне тут, как ни как, каждый камушек вроде как родней доводится. Сами знаете, вырос я тут, на море...

Андрей Ильич больше не колебался. Скоро рассвет, и немцы, конечно, вышлют самолет-разведчик на поиски шхуны. Надо торопиться.

— Что ж, Глыба, давай! — сказал шкипер. — Жаль только, что помочь я тебе не смогу.

— И беспокоиться нечего, Андрей Ильич, — уверенно заметил Иван. — Дело наше верное...

*

Помощник коменданта Штиммер, придя домой из гестапо, лег на кровать и долго лежал без движения, уставившись в потолок. Стоило ему хоть на секунду закрыть глаза, как перед ним сразу появлялась камера гестапо и Моренц со своей обезьяньей рожей. Он вскочил и забегал по комнате. Мысли его путались. Он знал, что сейчас надо что-то решить, но никак не мог сосредоточиться. Моренц, танцовщица из кабаре, шкипер со шхуны и еще какие-то лица мелькали перед глазами лейтенанта, словно на экране фильма. На миг ему даже показалось, что он почувствовал запах керосина и паленых волос. Он остановился посреди комнаты, вытер капли проступившего на лбу пота и выругался:

— Фу, черт! Проклятые нервы!