Тайные тропы

22
18
20
22
24
26
28
30

— Семь тридцать... — ответил тот, взглянув на ручные часы.

— Я пойду на часок... Похожу по воздуху...

— Не возражаю... Но учти, что никто не дал нам гарантии, что эта ночь не будет похожа на вчерашнюю...

Клара ничего не ответила, а лишь странно пожала плечами и вышла.

Когда было без нескольких минут восемь, Никита Родионович тоже поднялся, чтобы уйти.

То ли Зорг почувствовал какую-то связь между уходом жены и Ожогиным, то ли ему действительно не хотелось отпускать собеседников, во всяком случае, он решительно заявил:

— Никуда вы не пойдете... Неизвестно, увидимся мы или нет в будущем. Если вам надоело мое общество, тогда не возражаю.

Ссылка на то, что в залог останется Грязнов, не помогла.

Никита Родионович уже не предпринимал больше попыток отлучиться, чтобы не навлечь на себя подозрений.

Клара вернулась в половине одиннадцатого подчеркнуто грустной и расстроенной.

— Я хотел составить вам компанию, — сказал в оправдание Ожогин, улучив для этого удобный момент, — но ваш супруг запротестовал...

— Сомневаюсь, чтобы вы решились проявить такую смелость, — не без иронии заметила Клара.

...На рассвете к дому подошла машина. Друзья помогли хозяину вынести чемоданы и пожали руки Зоргу и ело жене. Клара, прощаясь, оставила в руке Ожогина конверт. Когда машина скрылась из виду, Грязнов сказал!

— Странно...

— Что странно? — спросил Никита Родионович.

— По-моему, Клара плакала. Я, кажется, видел на ее глазах слезы...

Никита Родионович неопределенно пожал плечами. Слезы у Клары заметил и он. Но сейчас в руке у него был сложенный вчетверо конверт — может быть, в нем есть что-нибудь, могущее объяснить причину слез и непонятного поведения жены Зорга.

Ожогин разорвал конверт, вынул из него исписанный лист бумаги и начал читать вслух:

— «Как мне хотелось побыть с вами хотя бы часок наедине и рассказать обо всем. Я долго думала над вопросом, рассказать или нет, боролась с собой, а когда решилась на это, было поздно. Там, у вас в России, помешали бомбежка и мой внезапный отъезд, а здесь — не знаю, кто и что. Я твердо верила в то, что когда расскажу вам все, жизнь моя в корне изменится. Но, видно, не судьба. Выслушайте правду, какой бы неприглядной она вам ни показалась. Как только вы появились на сцене, муж и его шеф поручили мне заняться вами. В чем они вас подозревали, почему они вам не верили — не знаю. Возможно, вы или ваш друг подали к этому повод. Передо мной поставили задачу сблизиться с вами, расположить к себе и даже... С их стороны, особенно со стороны мужа, было подло и низко толкать меня на подобный шаг. Но они требовали, и я согласилась. Я не могла не согласиться в моем положении. Мне надо было узнать для них то, что вы не досказали о себе, о чем вы умолчали, что осталось неизвестным из вашей биографии для германской разведки. Моя просьба сделать перевод стихотворения и разговор, — помните, там, на улице? — это были первые шаги, сделанные мною по их указке. А потом... Потом я почувствовала, что вы мне нравитесь. Чувство пришло. И чем сильнее овладевало оно мной, тем сильнее я ненавидела их. Странно, дико и уродливо сложилась моя жизнь. Пытаясь спасти человека, любимого мною и любившего меня, я вышла замуж за нелюбимого. Это была ошибка. Я надеялась ее исправить, но — увы! — есть ошибки неисправимые. И любимого человека я своей жертвой не спасла. Он погиб в концлагерях от рук единомышленников мужа. И сама я стала моральной калекой. Я не знаю, что думают о вас они, а я думаю и уверена, что вы честный человек, а таких сейчас мало. Прощайте. Уж теперь мы никогда не встретимся. В мыслях я остаюсь вашей...». Вот она какая Клара, — грустно произнес Никита Родионович после долгой паузы. — Она могла оказаться полезной...

— Да-а, — протянул Андрей. — Но кто же мог предполагать...