Заключенные начали выбираться из машины. С трудом спускались они по железной подвесной лесенке на землю и тут же выстраивались в ряд. Вышел и Ожогин. Вместе со всеми он встал в живую цепочку людей рядом с соседом по машине. Только теперь он смог хорошо разглядеть его. Высокий, сутулый, с совершенно белой головой, он напоминал Феля. Что-то своеобразное было в его взгляде — он смотрел как-то насмешливо, будто иронически улыбался всему Легкий весенний ветерок разметал его седые длинные волосы, отросшие, наверное, в тюрьме, и теперь он их приглаживал рукой и спокойно оглядывал поле, среди которого они находились. Поле, ровное, гладкое, покрытое прошлогодней травой, упиралось в лес. Теплое апрельское солнце поднимало легкий пар с земли и воздух струился, искажая очертания еще голого леса. Над синеватой стеной деревьев плыло одинокое облако, стремясь куда-то в далекую голубизну неба.
Из машины вынесли и положили на землю женщину, всю в крови. Она была мертва.
Ожогин опустил голову, ему было невыносимо тяжело. Сердце, казалось, уже не билось, он его не чувствовал, сковывающий холод наполнял грудь. Он подумал об Андрее, Алиме, Вагнере. Они ждут его, волнуются. Конечно, ждут, считают, что он должен скоро вернуться. А он уже не вернется...
«Не вернется», — эта одна мысль остановилась в сознании, и Ожогин скорее не понял, а почувствовал ее. Никита Родионович напряг все силы, чтобы избавиться от нее, заменить ее другой мыслью, мыслью о жизни...
— Эрих Фейст! — раздался вдруг голос старшего. — Вперед!
И кто-то вышел и остановился впереди.
— Бруно Зак! Гейнц Грейзер! Пауль Штилер!
Шеренга росла, а группа, в которой был Ожогин, уменьшалась.
— Герман Рош! — крикнул гестаповец.
И старик-сосед, тихо пожав руку Никите Родионовичу, отошел.
Конвоир продолжал называть фамилии. Ожогин напряженно ждал, когда вызовут его, но, будто нарочно, фамилии его не выкрикивали. Ожидание становилось все мучительнее.
— Марианна Кимель! — выкрикнул все тот же голос.
Никто не вышел.
Ожогин оглянулся. Женщин не было. Тело Марианны Кимель лежало на земле поодаль от автомобиля.
Кто-то выругался. Только сейчас Никита Родионович заметил конвоира, стоявшего у машины с листом бумаги в руке и делавшего на нем отметки. Он требовал, чтобы убитую приняли от него, но гестаповец категорически отказывался. Он ссылался на какие-то указания и правила и даже угрожал. Конвоир доказывал, что ему некуда девать труп, не везти же обратно. Гестаповец, наконец, согласился при условии, что труп отнесут на место. Махнув рукой, конвоир принял это условие и опять начал выкрикивать фамилии.
Из-за поворота дороги показался открытый грузовик с отрядом автоматчиков. Машина с рокотом подкатила и встала.
— Быстрее! — поторопил один из приехавших, очевидно, старший.
Конвоир назвал еще четыре фамилии, и Ожогин остался один. Не дожидаясь вызова, Никита Родионович шагнул вперед, но конвоир грубо остановил его:
— Куда лезешь?!
Ожогин в нерешительности застыл, потом неуверенно сделал шаг назад. Автоматчики засмеялись.
ebooksa