Маленький хауз окружали кусты цветущего золотого шара, на круглой клумбе, среди пышных астр, красовались бархатистые розы, дорожка, ведущая к дому, была усажена отцветшим касатиком.
Под тенистой шелковицей стоял низенький столик, а по обе стороны его лежали ковровые дорожки.
На столе пестрели дешевые конфеты в крикливых бумажках, на блюде горкой возвышались виноград, персики, у края стола примостилась стопка лепешек.
Саткынбай вынес из дома два фарфоровых чайничка, уселся у стола, вытер полотенцем пиалы и разлил чай.
— Вы мне все-таки расскажите, — попросил Саткынбай, — с чего Юргенс вдруг решил покончить с собой?
Никита Родионович пожал плечами, поставил пиалу на стол. Трудно ответить на такой вопрос. Он и сам толком не знал, что побудило Юргенса застрелиться. Он мог только предполагать, что у Юргенса иного выбора не было. Гитлеровская Германия оказалась на краю пропасти.
— И вы видели, как его хоронили? — продолжал интересоваться Саткынбай, подливая себе и Ожогину чаю.
— Видел собственными глазами, как опускали в могилу, засыпали землей, как плакала его жена.
— Вот жену его я не знал, — признался Саткынбай и покачал головой, будто жена имела какое-то отношение к его судьбе. — А все же он дурак. Не рассчитал. Теперь такие, как он, нужны там, в Западной Германии. Им всем американцы дали работу, и они неплохо живут...
— А вам откуда это известно? — усмехнулся Ожогин.
— Как откуда? — удивился Саткынбай. — Из печати, а потом я регулярно слушаю «Голос Америки», «Би-би-си». Иногда даже слышу кое-какие знакомые фамилии. Я ведь почти всю Германию исколесил, десяток лет в ней пробыл.
Во дворе никто не показывался. В уголке на нашесте петух ворчливо подталкивал курицу, усевшуюся на ночевку. Солнце заходило, лучи его скользили по железной крыше аккуратного домика. На ступеньках у входа в дом играла кошка с котятами.
«Кто же здесь живет? — размышлял Ожогин, слушая Саткынбая. — И действительно ли это квартира Саткынбая?».
А Саткынбай, развлекая гостя, пространно рассказывал о своем пребывании в Германии, о легкой и сытой жизни без тревог и волнений, о том, как он усердно совершенствовался в русском и немецком языках, как гитлеровская разведка ценила и опекала его, Саткынбая.
Никиту Родионовича все это мало интересовала. Он надеялся услышать о лице, которое стоит над Саткынбаем здесь, которое руководит им и должно руководить Ожогиным.
Но Саткынбай даже вскользь не упомянул ни о ком из здешних своих знакомых, и Ожогин утвердился в своем первоначальном мнении, что Саткынбай ограничен функциями обычного связного, а о деле с ним будет говорить кто-то другой.
Время бежало незаметно. Саткынбай взглянул на часы, извинился и сказал Никите Родионовичу, что оставит его на несколько минут.
Он скрылся в доме и возвратился минут через десять. Беседа и чаепитие возобновились.
— А что за парень шофер? — спросил Никита Родионович.
— А что? — спросил в свою очередь Саткынбай.
ebooksa