Саткынбай имел основание беспокоиться за будущее Абдукарима. Ведь он втянул его в дело, посвятил в свое прошлое. Абдукарим возил на машине не только его, но и человека, стоящего над ним, выполнял кое-какие поручения последнего, даже неизвестные Саткынбаю. Абдукариму известны квартиры, о которых никто знать не должен. Лицо, руководившее Саткынбаем, дважды спрашивало его, надежен ли Абдукарим и в обоих случаях Саткынбай ручался за друга, как за себя.
Сегодня Саткынбаю и Абдукариму предстояло встретить Ожогина.
В дороге Саткынбай вновь возобновил разговор о женитьбе. Он постарался дать понять другу, что его женитьба может отрицательно отразиться на общем деле. Так еще он никогда не говорил Абдукариму. Этот аргумент, как последний и наиболее веский, он оставлял про запас.
Абдукарим молчал, угрюмо глядя на дорогу.
— Ты что молчишь?
Абдукарим заговорил, наконец, заговорил неясно, туманно и слова его можно было понять двояко. Саткынбай с трудом уловил основную мысль. Из нее следовало, что личная жизнь человека — это прежде всего.
Такой исход разговора Саткынбая совсем не устраивал.
— Ты хороший шофер, но плохой дипломат, — заметил он с досадой. — Не хочешь слушать меня — пожалеешь.
Утро этого дня принесло Никите Родионовичу неожиданную радость. Он получил долгожданное письмо от Иннокентия Степановича Кривовяза, который четыре года назад послал его и Андрея в долгий и опасный путь в логово врага.
Иннокентий Степанович работал сейчас секретарем горкома партии в том городе, куда послал друзей и где они встретились с Юргенсом.
После изгнания гитлеровских захватчиков из родного города партизаны Кривовяза влились в Советскую Армию. Сам Кривовяз дошел до Праги, затем был переброшен на Дальний Восток, где пробыл до капитуляции Японии, а затем после демобилизации вновь вернулся на партийную работу.
Много приятного и радостного сообщил в письме Иннокентий Степанович. Жив Денис Макарович Изволин. Сыну его Леониду, погибшему от рук гестапо, поставлен в городе памятник. Игорек учится в десятилетке, живет вместе с Изволиными. Иннокентий Степанович не забыл и остальных товарищей по подпольной работе. Повелко, Заболотько... Несколько строк уделил Сашутке, — он заведует гаражом горкома партии. Все шлют сердечные приветы и ждут весточек.
Письмо наполнило радостью Ожогина, вернуло к прошлому, заставило еще раз мысленно пережить уже далекие дни.
Весь день Никита Родионович был под впечатлением новостей, полученных от Кривовяза, и даже, направляясь на очередное свидание с Саткынбаем, обдумывал свой ответ друзьям. «Напишу всем одно письмо, — размышляя Ожогин, — и дам понять, что борьба продолжается и сейчас, только в другой форме».
Занятый этими мыслями Никита Родионович незаметно достиг условного места — трамвайной остановки — и начал прохаживаться взад и вперед. Через несколько минут подкатила знакомая машина. Первое, что бросилось в глаза Ожогину, — другой номер; значит, Абдукарим менял номера. Надо было рассказать о новой уловке врагов майору Шарафову.
— Опять к вам? — поинтересовался Никита Родионович, когда машина тронулась.
— Нет, теперь в другое место, — ответил Саткынбай и почему-то подмигнул.
Абдукарим, как всегда, вел машину молча, лицо его не выражало никакого интереса к окружающему, он даже не поворачивал головы. Только осторожные и мягкие движения рук говорили о том, что он не спит.
«Куда же мы едем?» — пытался отгадать Никита Родионович, пропуская мимо ушей болтовню Саткынбая.
ebooksa