Юргенс скрипнул зубами и пустил шестую пулю в затылок Раджими. Тот вздрогнул и замер.
«Осталось два патрона», — подвел итог Юргенс. Дышать стало легче. Впереди никто себя ничем не обнаруживал. Он ползком стал пятиться назад и почувствовал под собой траву. Значит, совсем рядом роща. Он полз минуту, две, три по мягкой душистой траве, устремив глаза туда, откуда грозила опасность, а когда ноги уперлись в кустарник, быстро вскочил на ноги. Вскочил и точно врос в землю: перед ним стоял человек в позе боксера. Удар... «Вальтер» отлетел в сторону. Правая рука повисла как плеть.
— Сюда, товарищ майор! — крикнул человек.
Кто-то приближался. Человек чиркнул спичку, прижег папироску. Юргенс вгляделся в лицо.
— Ожогин... — только и смог выдавить из себя Юргенс.
— Да, вы не ошиблись, господин Юргенс, — ответил тот. — Это я.
Никита Родионович был в том же парусиновом костюме, в котором встречал Юргенса, под расстегнутым пиджаком белела спортивная майка.
Подошли майор и капитан Кедров. Оба — в штатском. У Шарафова засучены рукава, во рту папироса, у Кедрова всклокоченные волосы.
— А ну-ка посветите! — сказал Шарафов.
Капитан Кедров включил карманный фонарь, и луч света упал на лицо Юргенса...
— Ну вот, — произнес со смешком Шарафов, — после воскресения из мертвых опять чуть было не попали в покойники.
— Он-то не попал, — зло буркнул Кедров, — а вот четырех своих сообщников успел отправить на тот свет.
— Но это уже последние его жертвы, — добавил Ожогин.
Бешеная ярость мутила сознание Юргенса. Он хотел что-то сказать, но спазмы схватили горло, душили, и изо рта вылетали лишь шипящие звуки.
17
Три дня спустя, поздно ночью, Шарафова вызвал к себе генерал. Средних лет, небольшого роста, с седеющей головой и умными серыми глазами, он в ожидании майора стоял у висящей на стене просторного кабинета карты и делал на ней пометки красным карандашом.
Когда вошел Шарафов, генерал отошел от карты, сел за письменный стол и, взглянув на часы, сказал:
— Мне бы хотелось знать, что нового выяснили вы по делу Юргенса — Заволоко.
— Я могу доложить, — сказал Шарафов.
— Пожалуйста. Садитесь.