– Сережа, – с солнечной улыбкой, едва не осветившей парк за спиной Антоныча, проговорила женщина в белом халате, протянула как мать руки и двинулась к нашему водителю. – Сережа, дорогой, я так рада!
В последнем не было никаких сомнений. Я хорошо знаю Антоныча. И вижу, что женщине под сорок, и она, конечно, не Кэтрин Зета-Джонс, но при определенных обстоятельствах я не прочь был бы послушать с ней хиты Рея Чарльза. Но даже если бы преуспел в этом, то все равно оказался бы вторым. Антоныч массировал здесь сердца два года.
– Вы надолго к нам? – собираясь выглядеть гостеприимной не в частности, а вообще, спросила женщина.
– Дня на три, Верочка, – с лаской большей, чем того требовали обстоятельства, сообщил Антоныч. – Примешь?
– Ой, да что за разговоры?! Конечно!
Я видел, я чувствовал – она не замужем и у нее сегодня праздник. Мне захотелось выпить. И побыстрее.
Надо сказать, все четверо мы отвечали всем требованиям для людей, остро нуждающихся в лечении, – над нами поднимались клубы перегара, в мятых костюмах и с пакетами, набитыми спиртным и провизией.
– Я поселю вас на втором этаже в лучшем номере!
Скорей бы. Меня по больной ноге бил пакет, и я чувствовал многообещающее постукивание по колену горлышка какой-то бутылки.
Верочка, она же Вера Николаевна – так представилась она для нас троих, оставшихся, чтобы было понятно сразу: для Антоныча я – Верочка, для вас – Вера Николаевна, – взяла кардиолога под руку, и мы, оставшиеся, стали подниматься вслед за ними по лестнице. Там нас ждало еще одно знакомство.
– Кусков, – сухо представился некто сорокалетний, протянув каждому из нас влажную ладошку. – Администратор. Очень приятно.
Врет, мерзавец, как нашкодивший семиклассник. По всему видно, что женат и что его-то праздник сегодня испорчен начисто. Мне взгляда достаточно, чтобы увидеть внутри него что-то подобное Эйяфьятлайокудлю. То, что из администратора сейчас не вылетает пепел, закрывая всю Московскую область, связано только с неожиданностью визита. Он потрясен и смят. Видимо, не из тех, кто смиряется с поражением мудро, без глубокой скорби. А вчера вечером, направляясь на ночное дежурство, наверняка брился, тщательно пробривая наименее недоступные места на рыльце, и кричал жене из ванной: «Дорогая, я прямо не знаю! Это дежурство так неожиданно. А я так хотел провести это воскресенье с тобой! В конце концов, я им скажу! Они не имеют права!» Но, заливая термос чаем, жена успокаивала несчастного трудоголика: «Ничего, ничего, раз нужно, значит, нужно… Как-нибудь потом…» Кусков долго еще не успокаивался, заводя себя гневом все сильнее и сильнее, и даже в прихожей порывался скинуть ботинки и начать звонить главврачу санатория с требованием прекратить этот беспредел – он администратор, а не дежурный врач! Но едва за ним закрылась дверь, как он почти побежал по лестнице, насвистывая что-нибудь из Киркорова. В машине его ждала бутылка армянского коньяка, коробка конфет и упаковка с тремя презервативами «Визит». Два были лишними даже при самом благоприятном для него раскладе. Но в такие минуты всем кажется, что и трех может не хватить. И тут нате. Нежданно-негаданно прикатывает какой-то джип, из него выползают четверо крепких мужиков, со жратвой, и Верочка уже вряд ли будет пить армянский коньяк. Скорее всего, выберет она «Хеннесси», что торчит из пакета вон того рыжего. Из моего пакета.
– Кусков, скажите старшей сестре, чтобы приготовила двести второй, – сказала Вера Николаевна, – черт с ней, я так ее буду называть, не Верочкой, раз такое дело, – и администратор окончательно сник.
– Господи, как же давно я тебя не видела, – продолжила она в своем просторном кабинете, где мы оказались, не дойдя до двести второго. – Ты по-прежнему играешь в шахматы?
В шахматы?..
Я пропустил какой-то отрезок разговора, пока мы поднимались по ковровой дорожке на второй этаж? Какие шахматы? Это такие фигурки белого и черного цвета, которые переставляют руками по клеткам? И еще вот это имбецильное «срубил» – тоже отсюда, кажется? Антоныч? Шахматы?..
С тем же успехом я мог подумать: «Гриша? Авиация?»
Как и у любого, только что прибывшего в санаторий, у меня к персоналу было слишком много вопросов. Но, в отличие от настоящих, кто прибыл поправить здоровье, а не обдумать принципы выживания, ответы я пытался найти самостоятельно. Но о шахматах я, видимо, что-то все-таки высказал, так как Вера Николаевна тут же повернула ко мне голову и сказала:
– Да, шахматы. В Индии в эту игру играют уже две тысячи лет.
– В одну и ту же игру? – пробурчал Гера.
ebooksa