Уже три дня, как майор Спасов и старшина Игнатьев в фотоотделении. За этот срок никаких особенных событий не произошло. Летчики продолжали ходить на тактическую разведку и штурмовку вражеских войск по ту сторону Прута, лаборанты Косушков и Шаповал по-прежнему проявляли фильмы, дешифровщик Весенин, вооружившись лупой, впивался в подозрительные точки, полоски, пятнышки на фотоснимках; штурманы переносили данные разведки с фотосхем на свои карты.
И все же жизнь в фотоотделении даже за эти три дня изменилась. Привыкшие к относительной свободе и даже некоторой бесконтрольности, ребята нет-нет да и нарушали устав — «пошаливали», как заметил однажды майор. Патриарх отделения старший сержант Косушков дневал и ночевал в своей «берлоге» — темной фотолаборатории. И здесь, на войне, он ухитрялся работать «налево»: делал портреты офицеров, групповые фотоснимки. Какой-то доморощенный солдат-живописец намалевал ему на фанере грозный воздушный бой. В фюзеляже одного из нарисованных самолетов Косушков прорезал дыру. А внизу нацарапал прыгающие буквы: «Привет с фронта!». Просунуть голову в дыру грозного трафарета удостаивался и солдат, и любой офицер. За кусок мыла, новые портянки, а то и за наличные Косушков натягивал на свою жертву откуда-то добытый шлемофон и навечно запечатлевал скороспелого «пилота». И верно, в каком-нибудь рязанском иль украинском селе старуха-мать или жена проливали слезы, получив от сына или от мужа поделку Косушкова.
Все это видел контрразведчик, но не вмешивался. Его задача куда важнее. Да и с приходом нового начальника Косушков сократил до минимума свое «левое» производство.
Присматриваясь то к одному, то к другому работнику, Игнатьев снова остановился на сержанте Миронове. Раскрыть его характер надо было до конца.
Старшина знал: чем умнее человек, тем больше он находит людей оригинальных. Для сержанта Миронова все, кроме него самого, были совершенно одинаковы. Правда, он был глубоко убежден, что судьба, выделив его из обыкновенных, сыграла все же нехорошую шутку. Вместо того, чтобы облачить его в форму пилота, посадить за штурвал истребителя, а затем усеять грудь орденами и медалями, заставила его мазать клеем фотоснимки, налеплять на картон, вычерчивать схемы. И это, словно в насмешку, называлось «воздушной разведкой». Его специальность можно было выговорить, как иронизировал Косушков, только «с разбегу» — аэрофотограмметрист-дешифровщик!
«Да, — думал Игнатьев, — зависть всегда ходит со своей тенью — тщеславием. Видимо, потому-то Миронов и пользовался каждой свободной минутой, чтоб ускользнуть из фотоотделения».
Вначале это насторожило следователя. Куда сержант так часто исчезает? Зачем? Но потом он раскрыл «секрет» — тот любил походить с независимым видом по улице поселка, смущая не особенно разборчивых в чинах и званиях девчонок. А потом целый вечер хвастался перед ребятами своими «победами», в которых было больше выдумки, чем правды.
Новый начальник и этого удовольствия лишил. Игнатьев сам был свидетелем. Увидев, что Миронов надевает хромовые сапоги, фуражку с «кокардой», майор брови приподнял:
— Ты куда, сержант?
— Да так, по улице прогуляться, товарищ майор.
Из вежливости он чуть расправил спину, окинул себя влюбленным взглядом.
— Окончится война, тогда и прогуляешься. Ты, сержант, на концерте был… Не запомнил ли, случайно, о чем пело трио девушек?
— Запомнил. Хороший номер.
— Вот после войны и прогуливаться будем. Хоть с утра до утра. А сейчас иди сушить снимки вместе с Цветковой.
— Есть снимки сушить! — упавшим голосом проговорил Миронов.
«Вот момент, когда можно лучше всего расположить к себе сержанта», — подумал Игнатьев. Вслух заметил:
— А почему и не погулять, товарищ майор, если срочной работы нет? Особенно вечером. Я бы тоже не отказался…
Майор Спасов даже рот раскрыл от удивления. Этого он никак не ожидал от подтянутого и исполнительного старшины.
— Ну уж. Вот что… Отставить разговор! Занимайтесь делом. Это лучше.
— Есть заниматься делом, товарищ майор! — отчеканил старшина и подмигнул Миронову: ничего, мол, хорошего не жди от такого начальника.
ebooksa