— Служу Советскому Союзу!
Ну а потом…
Потом все пошло по заведенному и выверенному Порядку. Спасов и Штурманенок на штабной машине поспешили в распоряжение фотоотделения. На коленях у майора лежала кассета с заснятым фильмом. В это же время в фотоотделении раздался телефонный звонок. Трубку поднял Игнатьев.
— Тридцать четвертый? Вам везут фильм. Задание важное. Предупредите всех, чтобы готовились.
— Есть приготовиться! — сказал Игнатьев, повесил трубку, скомандовал: — Косушков, Шаповал! Фильм везут. Приказали готовиться!
Старшина Игнатьев вышел во двор. На лавке одиноко сидел Весенин. «Интересно, — подумал следователь, — с кем он здесь дружит?»
— Игорь!
— Да?
— Сейчас фильм привезут. Передали с аэродрома, что важный и чтоб готовились.
— Лаборантов предупредил?
— Предупредил.
— Тогда садись, погрейся. Успеем. Все равно без Штурманенка маршрут не знаю, схему не вычертишь.
— Смотрю я на тебя, — сказал Игнатьев, — и удивляюсь. Все время ты чем-то озабочен. Невеселый какой-то. Скоро война закончится, радоваться надо, а ты…
Весенин глянул на старшину, криво усмехнулся.
— Черт знает что получается. Я о покойном капитане. Отличный мужик был, а вот… Одна халатность на другую накладывалась. Не справился — пулю в лоб. Что-то тут не так.
Игнатьев напрягся. «Так, так. Высказывайся. Все очень важно и любопытно.»
— Знаешь, старшина, скажу еще раз: что-то неладно тут…
Сказано с настойчивостью, с твердым желанием подчеркнуть это.
— Я слушаю тебя, Игорь.
— Гм. Он слушает. Я ведь не ребенок, мне не два по третьему. Вы такой же старшина Игнатьев, как я архиерей.