— Косушков, постарайся промыть фильм в сильной струе воды, может быть, сор и отойдет. Для экономии времени — просушите в спирте! — И майор вышел из комнаты во двор, направился к злополучному барабану, прикрепленному к стене двумя скобами. Игнатьев последовал за майором. Носовым платком Спасов провел по рейкам.
— Та-а-ак. Все ясно, — произнес он, окинув суровым взглядом столпившихся подчиненных. — Хочу знать… По небрежности или преступному умыслу кто засорил барабан?!
Все молчали. Пристальный взгляд начальника переходил с одного лица на другое.
В мертвой тишине слышно было, как он сердито дышал…
Прошло несколько секунд в гнетущем молчании. И вдруг раздался тихий голос старшины Игнатьева:
— Наверное, вина моя, товарищ майор. Незадолго до вашего прихода я вещмешок вытряхивал там.
Майор резко повернулся к Игнатьеву, с минуту смотрел на него, словно ничего не понимал, потом тяжело вздохнул. Все опустили головы. Весенин, раскрыв рот, смотрел на старшину: у старшины и вещмешка-то нет. Полевая сумка… Значит, он, Весенин, прав. Не мог он, Весенин, ошибиться. Старшина Игнатьев — контрразведчик. И ему для чего-то нужно, чтобы никого ни в чем не подозревали. Случайность и случайность. И чтобы не было разбирательства.
Открылась дверь. Шаповал торжественно отрапортовал:
— Печатать можно, товарищ майор. Повреждений почти нет. Удалось отмыть.
У всех словно камень с души свалился.
— Ну, черт возьми! — выругался Спасов. — Печатать. Заново. А ты, Игнатьев, исправляй свою ошибку. Воды побольше наноси в чан. И трое суток ареста.
— Есть наносить воды в чан. И трое суток ареста!
10
Издавна повелось называть глаза человека зеркалом души. Но задумывался ли кто над тем, что применима эта пословица лишь к детям, да еще к тем, кто прожил свои годы в святом неведении жизни? Что такое зеркало? Кусок стекла, точно воспроизводящий любой предмет. Отразив, зеркало ничего не скроет, но ни о чем и не расскажет. А глаза, если они даны не равнодушному, не наивному человеку, никогда не будут немы.
Странные глаза были у Игнатьева, когда он в тот злополучный вечер шагал из расположения фотоотделения в штаб корпуса, чтоб доложить дежурному о своем аресте. Старшина брел по улице и лениво покусывал прутик. Глаза выражали смятение: в течение одного дня два таких неожиданных сюрприза. Сперва Весенин открытие сделал — что он, Игнатьев, не старшина Игнатьев, а следователь; теперь вот пришлось брать на себя вину, которой не совершал… Игнатьев дошел до здания школы, где помещался штаб корпуса, прошел в отдел разведки, доложил об аресте. И Коробов, и Мартемьянов удивленно посмотрели на провинившегося старшину, потом друг на друга, снова обратила взоры на Игнатьева.
— За что это вас, старшина? — спросил майор Коробов.
— По неосторожности чуть фильм не испортил. Запылил…
— А-а…
Майор вздохнул. До сих пор ни в штабе корпуса, ни в других службах не практиковался арест. Летчикам выносили благодарности, награждали, давали выговоры, понижали в должности. Но арест? Что толку, если трое суток без дела пролежит на лавке провинившийся? Еще и часового к нему приставляй… Два бездельника будет.
— Что ж, старшина, — решил наконец Коробов. — У нас в разведке посыльного нет. Побегаешь за него три дня. Вечером полы поскребешь в штабе. Вот и назовем это твоим арестом. На ночь уходи к себе в фотоотделение. Здесь мне негде тебя держать. Впредь с фильмами осмотрительнее будь: пилоты жизнью рискуют, а вы там черт знает что вытворяете.
ebooksa