Смеющиеся глаза

— Туманский что-то равнодушен к геологам, — говорил Грач. — У них, мол, своих дел по горло, и они так увлекаются, что, кроме минералов, ничего не видят. А я уверен, что каждый геолог, работающий в приграничье, может быть отличнейшим дружинником. Согласны?

— Конечно, — живо откликнулся Ромка. — У геологов и пограничников много общего. И те и другие ищут.. Даже названия родственные. У пограничников — поисковые группы, у геологов — поисковые партии. У нас — дозорные тропы, у них — маршруты.

Ромка, этот колючий Ромка, видимо получавший наслаждение от того, что противоречил даже в том случае, если внутренне был согласен со своим собеседником, вдруг стал поддакивать Грачу!

— Вся разница в том, — вмешался я в разговор, — что геологи ищут дорогую руду, а пограничники…

— Это уже не столь существенно, — горячо перебил меня Ромка. — Для людей же ищут. И те и другие.

— Говорят, все профессии хороши, — сказал Грач. — А все-таки завидую первооткрывателям. Романтикам. Я побывал у геологов перед тем, как ехать сюда. Начальником партии у них Мурат. А молодые геологи — Борис и Новелла.

— Новелла? — переспросил я. — Что за странное имя?

— Вовсе не странное, — возразил Грач. — Вы видели когда-нибудь смеющиеся глаза? Полные солнца. Зовущие, как далекие звезды. Глаза — зеркало души человека. Истина старая как мир. Может быть непроницаемым лицо, может солгать язык, но глаза все равно скажут правду. Даже если разум запрещает им делать это. Глазами человека смотрит его душа. Удивительно не только то, что в них увидишь восторг и гнев, испуг и бесстрашие, равнодушие и одержимость. Особенно удивительны полутона, своего рода переходные оттенки от одного контраста к другому. Человек молчит, а глаза все равно говорят, говорят, пока он жив, пока дышит. По глазам вы безошибочно определите, умен ли человек, или глуп, добр или жесток, чиста его совесть или нет. И дело вовсе не в цвете глаз, это лишь признак красоты внешней, главное — что́ они говорят людям.

— Значит, у этой девушки смеющиеся глаза? — спросил я, чувствуя, что Грач ударился в область философии и совсем забыл о Новелле.

— Да! — тотчас же рванулся навстречу моим словам Грач. — Такие глаза могут быть только у тех, кто очень любит жизнь. Кто идет вперед. У счастливых людей. Может быть, ей следовало бы стать актрисой. Но она геолог. Портрет? Черномазая. Большеротая. Худышка. Гибкая, как цирковая гимнастка. Кубинцы приняли бы ее за кубинку, грузины — за грузинку, евреи — за еврейку. Впрочем, я не мастер рисовать портреты. Критики всегда поругивают меня за это. Но каждый художник нарисовал бы ее по-своему. Потому что красота ее необычна.

— А фамилии вы не помните? — вдруг отчужденно спросил Ромка, будто злясь на Грача за то, что он так много говорит о Новелле.

— Что значит не помню? — рассердился Грач. Я уже начал замечать, что он сколько угодно может посмеиваться сам над собой, но не терпит, когда другие высказывают по его адресу какие-либо сомнения. — За кого вы меня принимаете? Я рассказываю о Новелле Гайдай.

Мне показалось, что при этих словах Ромка побледнел.

— Ты идешь на зарядку? — странным голосом спросил меня Ромка и суетливо натянул тренировочные брюки.

Я хотел сказать, что зарядкой лучше заняться немного позже, так как не очень удобно оставлять гостя одного. Но Ромка уже скрылся за дверью.

Грач умолк. Кажется, у него были две крайности: или он начинал говорить увлеченно и долго, так что казалось, уже не сможет остановиться, или же молчал, будто был вовсе лишен дара речи.

Не успел уйти Грач, как в комнату стремительно ворвалась Катерина Федоровна, жена Туманского. Белокурая, острая на язык, стройная, как спортсменка, она, широко улыбаясь, стояла перед нами и держала в руках скатанный в рулон ковер. Восторженная улыбка не мешала ей говорить властно и даже сердито.

— Вот вам ковер, — швырнула она рулон на пол. — Живо разворачивайте и вешайте на стену.

— Но… я не понимаю, зачем нам ковер, — попробовал сопротивляться Ромка, только что вернувшийся в комнату.

— Не разговаривать, — заявила Катерина Федоровна. — Он еще спрашивает! Вы знаете, что такое достать в военторге ковер? Птенцы желторотые! Вешайте немедленно. Терпеть не могу холостяцкого запустения. И гоните деньги. Что, нету? Не беда, отдадите, когда будут. И торопитесь жениться. Кто первый — ковер переходит молодой жене. Вот так, птенчики. Думать надо, а не лыбиться!