Обедали втроем на кухне. На обед была уха из свежей семужки, которую порученец Шура приготовил, как он выразился, «на скорую руку». Еще на столе присутствовали соленые рыжики со сметаной и отварная картошка с укропчиком. Скромный холостяцкий обед.
Валера с отцом выпили по стопке коньяку, Шура воздержался — за рулем.
— Да ладно, «за рулем», — подколол порученца Валерий. — Тебе, Александр Иваныч, рюмка коньяку, что слону дробина. А гаишники наши питерские перед твоим джипом — хоть ты литр выпей — во фрунт стоять будут.
Станислав Георгиевич молча ел семужью уху. Уху он любил есть с укропом и круглым питерским черным хлебом с маслом, посыпанным крупной солью и черным перцем.
— Не в этом дело, — на удивление высоким, совершенно не соответствующим его росту голосом ответил Валерию порученец и как-то застенчиво улыбнулся. — Принцип. Я-на работе, и без приказа пить не имею права. Даже пиво. Станислав Георгиевич прикажет — выпью, или — для дела. А так… лишняя нагрузка на нервную систему ни к чему.
— Почему это нагрузка? — обиделся Валера. — Алкоголь в умеренных дозах, наоборот, способствует и повышает…
— Кому как…
— Отец, ну прикажи ему. Неудобно как-то.
— Ладно. Хватит уже. Ему неудобно… Я из столицы примчался, как угорелый. На машине пришлось гнать, чтобы лишний раз в аэропорту не светиться. И Александр Иванович всю ночь баранку крутил не для того, чтобы твой треп слушать. Давай по делу, рассказывай все с самого начала.
Тут генерал немного лукавил — в Питере он был уже почти неделю — со вторника, но посвящать сына в свои дела не хотел.
Станислав Георгиевич тщательно вытер губы салфеткой, аккуратно стряхнул хлебные крошки со стола в ладонь.
— Давай, давай, выкладывай — от Александра Ивановича у меня секретов нет. А у тебя, обормота, скоро вообще никаких секретов ни от кого не будет — или пропьешь, или потеряешь. Скоро чернорабочим, подсобником не стройке будешь пахать. Ба-а-льшую лопату в каком-нибудь СМУ тебе подберем! Мозолями на хлеб будешь зарабатывать. И не семгу с коньяком жрать, а черняшку, — лицо Малькова-старшего стало наливаться кровью.
— Сейчас уже нет никаких СМУ, — попытался смягчить отцовский гнев Валера.
— Молчать! — рявкнул генерал. — Проср… такое дело! Мою программу под удар поставил. Все тебе дал — работай! А ты?.. Ну, вываливай — зачем копию снимал, для какой цели? С Васькой снюхался? Давай, выкладывай. Все — о кассете, о делах ваших с Васькой Бончем, царство ему небесное, земля ему пухом… — Станислав Георгиевич истово перекрестился.
— Ты же всю жизнь — в партии, атеистом был, — удивился Валерий.
— Не твое щенячье дело! Он меня еще учить будет! — Мальков-старший еще больше побагровел от гнева и выпитого коньяка. — Доживешь до моих лет, с костлявой поближе познакомишься да под «вышаком» не раз походишь — не только креститься, землю жрать будешь!
— Ну, если тебе от этого легче — считай, что и на меня эта дама уже наезжала, — слегка обиделся на отца Валера. — Честно, ума не приложу: почему меня не тронули? Ведь я же Исполнительный директор в «Броне». Не последний человек. Может «подставить» хотели?
— Слушай, хватит, а? Ну, в самом деле, зачем ты как… — поморщился Станислав Георгиевич. Ему вдруг стало стыдно за этого дурака, собственного сына. — Как пацан, ей-богу, — он вздохнул и налил себе еще стопку. — Тронули — не тронули, «подставить», давай о деле. Вопрос первый и самый главный: где сейчас может быть кассета? И второй: сколько ты всего копий с оригинала снял? Зачем, не спрашиваю… Пока, не спрашиваю.
Валерий тяжко вздохнул, закурил, посмотрел в окно и ничего не ответил. Над столом повисла напряженная тишина.
— Я задал вопрос, Валерка… Где копия кассеты?
ebooksa