Петля на зайца

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ну, не знаю, не знаю… Обычно дезу только такими хитрыми ходами и запускают. С этими документами должны специалисты работать… — генерал задумался, пожевал веточку укропа. — Но это сейчас не главное. Вопрос в другом: где они теперь, Валера? Оригиналы документов, или хотя бы твоя кассета, которую ты потерял. По пьянке… Надо вспоминать, сынок, надо… — Валера тяжело вздохнул и вытер потное лицо салфеткой.

— Ты хоть реально представить можешь, что натворил?! В чьи руки эта кассета попасть могла? Теперь надо ждать, где она всплывет, какая группировка будет использовать эти материалы. А ведь используют, обязательно используют… Ну, включи фантазию, энтузиаст. Что делать будем?

— Ну, виноват… Ну, убей меня, убей… Или ему, — он кивком указал на майора, — прикажи меня пристрелить. Я что, не соображаю, что это за материал? Разве не я скрытую съемку твоих объектов обеспечивал? Узкопленочных этих во всех ракурсах заснял. Думаешь просто было? Просто — только на бумаге.

— Да не так уж и сложно для специалиста. Этому тебя специально учили и, между прочим, ты очень неплохие деньги за съемку получил, — сухо заметил Станислав Георгиевич. — А за остальное… Все же не пойму я: с нашей-то кассеты на кой тебе копию снимать было? Неужто хотел слить информацию налево?

— Папа, да ты что!..

— А тогда зачем?

— Не знаю… Честно — не знаю. Наверное, решил подстраховаться. Сам же говорил, что информация лишней не бывает.

— От кого, от чего, подстраховаться, дурашка? От меня, что ли? О-хо-хо… — вздохнул генерал. — Слаб человек, но велики беси.

— Что? — не понял Валера.

— Беси, говорю, велики. Да, с кассетой — интересный вопрос.

— Скорей всего, кассету в прокате Марина под залог оставила, но я говорил уже — там ее не нашли. И в квартире прокатчика тоже ничего не было. У меня уже мозги плавятся — все думаю, думаю… и ничего толкового придумать не могу!

— Слушай сюда. Убивать, сынок, я тебя не буду — я не царь Петр, а ты не царевич Алексей. И приказывать никому ничего не буду — извинись перед Шурой и зря человека не обижай. Он, между прочим майор, а ты всего-навсего старший лейтенант запаса. Ты перед ним щенок, хоть и мой сын. Мозги у тебя от пьянства плавятся, а не от дум великих. Но хоть ты и мой сын — отвечать придется. Крепко отвечать. Ты понимаешь, насколько все может оказаться плохо, Валера? И не для тебя плохо, и не для меня — для дела плохо. Никто последствий не в состоянии просчитать. И ведь это только по нашему объекту — о Бонче и его папке с компроматом я вообще не говорю. Если там что-то серьезное…

Мальков-старший гневался на сына как раз из-за материалов Бонча. Кадры снятые Валеркой и его помощниками в бане и на полигоне не очень-то его и волновали — бездоказательная шелуха, а вот то, что хранил в своем сейфе Василий Иванович… какую-нибудь ерунду старый лис Бонч не стал бы прятать. Да и Валерка говорит…

Генерал хотел сам посмотреть эти материалы, показать «своим» спецам-аналитикам, поэтому поиски папки из сейфа и потерянной кассеты выходили на первый план. Впрочем, он понимал, что оригиналы документов, саму папку попытаться найти, скорей всего, нереально. Если Бонч ее из своего сейфа утащил, то зарыл очень надежно. Уж что-что, а прятать старый полковник умел. В пригородном лесочке где-нибудь прикопал контейнер, и хоть тысячу лет ищи… Большая удача то, что Валерка ловко вытащил и заснял всю эту информацию! Вот только куда же он дел ее? Как ее теперь найти-то? А найти обязательно надо.

Сыну, разумеется Мальков-старший ничего этого не говорил, и даже наоборот, продолжал стращать его:

— Ты что, совсем глупенький? Ты не знаешь, что каждая операция просчитывается специалистами по нескольким вариантам, и никакой самодеятельности не должно быть в принципе? Да ты даже представить себе не можешь, насколько большая игра сейчас идет! Ты ведь все дело под удар мог подставить, болван.

Валера, уткнувшись лицом в ладони, молча сидел на стуле. Возразить отцу было нечего, да и не хотелось. После пары рюмок коньяку голова перестала болеть, и сердце вроде бы отпустило.

— Ну, да ладно… — закончил наконец свою проповедь генерал. — Заварил кашу ты, а расхлебывать придется мне. Сейчас поедешь с Шурой в одно место, и он тебя обо всем подробно пораспрашивает. Подробно, шаг за шагом. Ты ему несколько раз в деталях обо всех делах своих за последние три недели — месяц расскажешь, потом еще, еще и еще. Сколько понадобится, столько и будешь вспоминать и рассказывать. Может быть, придется еще и под укольчик потолковать… Слабенькую дозу «сыворотки правды» тебе введут. Это не смертельно. Не бойся, ничего с тобой не случится. Последствия — не страшнее похмелья. Все понял?.. Ну, и отлично. После этого останешься там. Поживешь в нашем санатории, пока я не разберусь, что к чему.

— У меня кое-какие дела здесь, в городе, незакончены…

— Знаю я твои дела кобелиные. Я сказал — там! Сюда, в Петербург, тебе вообще возвращаться нельзя. Объявляю тебе домашний арест, только не здесь, а — там. Останешься здесь — тебя и убрать могут. Даже наверняка уберут. А своих людей, чтобы тебя надежно прикрыть, у меня в городе сейчас нет. Мы с матерью не для того на свет божий тебя пускали, чтобы какая-нибудь тварь… Я еще внуков хочу понянькать! — в голосе генерала появилась сентиментальная нотка.