Драйверы

Боб, увидев ее, сделал изумленное лицо — женщина! — затем недобро, но выразительно глянул на меня и воткнул скорость. Поехали дальше…

Интересно, помнит Борька о том, как летом, когда нас отмазывал от мазуриков, Гена пару раз имя Мария называл? Я-то хорошо запомнил.

Ахмет, увидев даму, тоже примолк и, похоже, смирился со своей участью. Но поглядывал на нас с Борькой волком или, вернее, снежным барсом. У них ведь там, в Таджикистане, волки, кажется, не водятся… Наверное, жестоко сейчас жалел Ахмет о том, что связался с нами и ругал себя всяческими нехорошими мусульманскими словами.

— Да не психуй, старина, — сказал я и приобнял его за плечи. — Ничего плохого не будет. Видишь, здесь даже женщины водятся. Значит, все будет в норме, никто тебя не обидит. Чаю попьем, поговорим о делах наших и дальше поедем. Нас с Борисом ведь дома жены ждут, детки малые.

— Посмотрим… — уклончиво, но уже более спокойно, без напряжения в голосе ответил Ахмет.

А я подумал, что он сейчас, наверное, жалеет о том, что выбросил в снег за Олонцом пистолет «ТТ» и «АКМ». Я бы в такой ситуации — точно, жалел.

Тем временем я опять включил приемник на торпеде. На средних волнах — тихая спокойная музыка, классика. И по всему диапазону — непонятные ритмические… какие-то «смыканья», что ли? Словно гармоника другой частоты…

Не было этого совсем недавно на средних волнах.

Глаза-то у меня не очень хорошие, маленькие и слабенькие, но все что касается слуха — извините. До армии я с шестнадцати лет в экспедиции радистом работал, радиошколу при ДОСААФ с отличием окончил и — вперед, в поле. Даже паспорт пришлось подделать, чтобы по возрасту не задробили. Вот поэтому до сих пор в кино «про шпионов» видеть не могу как эти уроды — артисты — на ключе работают. Пальчиками на ключ нажимают, шевелят, словно клопа ловят. Облом! А уж на срочной службе до того меня натаскали, что в сети, состоящей из сорока восьми корреспондентов, каждого оператора по почерку узнавал. Позывные несколько раз в сутки меняются, частоты тоже, а за ключ радист взялся и… привет, Вася. Это не треп и не хвастовство — профессионалы не дадут соврать. Недаром же в советской армии еще в мое допотопное время, больше двадцати лет назад, запрещали обычным телеграфным ключом в эфире работать — только датчиком Р-010. Чтобы точно такие же специалисты — слухачи во вражьем стане — а там их тоже хватает — не могли радиосеть по почерку радистов дешифрировать.

В комплексе — то есть, нормальное почерковое дешифрирование, инструментальное определение мощности передатчиков и их топографическая пеленгация — четко позволяют выявить всю структуру радиосети, а по ней и расположение войск противника. Послушали, ручечки покрутили, и как на ладони: вот штаб армии со своими двадцатикиловаттными гармошками, вот — дивизии, вот — полки. До батальонов и рот включительно сеть дешифрируется. Не надо и агентов в тыл врага ночью на парашютах забрасывать. Главное, структура войск определена и их расположение, а уж расшифровать тексты радиограмм — дело десятое. Может, и вообще не понадобится — если на штаб бомбочку ядреную бросить. Эдак килотонн на двести…

А все равно у нас дятлы-радисты ключами стучали. Привычка-с!

Двадцать с лишним лет минуло после армии, радистом давно не работаю, но до сих пор к эфиру отношусь с каким-то трепетным уважением. Особый мир звуков, каждый из которых имеет свое значение. Вот и сейчас «дзыканье» это насторожило меня. Или мощный локатор где-то близко работает — ну, очень близко — или, что? Радиомаяк?

Я стал тихонько крутить верньер настройки, подстраиваясь под «несущую» этого сигнала… Но тут Ахмет взял и просто нахально щелкнул кнопкой — выключил приемник.

— Не надо, дядя Витя никакой музыки. Давай немножко ее выключим и будем спокойно немножко в тишине сидеть.

— Как прикажете, Ахмет-бай, как прикажете…

Не успели проехать один шлагбаум, почти сразу — другой, а за ним ворота со звездами, проволока, щит типа «хенде хох». Все ясно — «вэче» какая-то, а Гена здесь мазу держит.

То есть, командует.

Да… Думаю, что часиком-двумя мы не ограничимся. Не получился бы у нас опять мальчишник. Хотя, вряд ли. Дружба — дружбой, а служба врозь. Опять же — дела всякие… Сейчас уже первый час ночи, значит у нас на остаток пути, с учетом задержки, осталось около двадцати часов, а впереди — восемьсот семьдесят километров. Небольшой резерв времени, конечно, есть, но — очень небольшой. Часа два-три, не больше. За это время не получится полноценного отдыха. Да и все равно — Юры Зальцмана с Колей здесь наверняка нет. А без них — какой мальчишник?

Один Николай Иванович со своими плясками вприсядку и попыткой разведения костра на полу моей кухни чего стоит. Но побазарить, обговорить кое-какие дела-делишки мы с Геной, конечно, успеем. И чайку попьем.

Въехали в ворота, свернули за «шевроле» налево, проехали еще метров триста и наконец остановились на расчищенной от снега, вернее, утрамбованной, ярко освещенной площадке. Солдат не просматривалось — я только одного случайно и увидел. Казармы стояли какие-то неухоженные, нежилые.