Драйверы

Я сидел, как дурак, в кабине, с трудом воспринимая происходящее.

Господи, но ведь было все уже… Было. Зачем снова-то? Ну, ехали бы себе и ехали… Я ведь с самого начала, когда старый анашист что-то нечленораздельное стал намеками говорить, почувствовал неладное. А вернее — с того момента, когда узнал, что водка конфискованная. А если уж совсем честно, то и еще раньше — когда Гена начал мне мозги пудрить…

Но чтобы вот так, с автоматами наперевес — этого я не предполагал. Мы так не договаривались.

А кто же там, в «рафике»-то остался? На кого Ахметка ствол пистолетный навел? А вдруг сейчас оттуда еще менты выскочат в бронежилетах и с автоматами? Или сразу лупить очередями начнут?

И на фиг мы с Борькой подписались на эту работу? Вот дураки-то. Вернее, я — дурак. И не просто дурак, а дурак с инициативой — самая опасная разновидность дурака. И опять Борьку втянул. Права была его покойная мама, когда в детстве во всех заморочках меня обвиняла.

Ахмет, увидев Борьку с автоматом, направленным на сержанта, не удивился. Или удивился, но виду не обозначил и что-то быстро сказал ему — я в кабине не расслышал, поэтому интенсивно стал крутить ручку, опуская стекло дверцы. Борька подошел к менту сзади и осторожно снял с плеча сержантика «АКМ». Потом отодвинулся немного в сторону, оглянулся на дорогу — не едет ли кто? — передернул затвор и короткой очередью из ментовского автомата полоснул по задним колесам «рафика». Грохот, вспышки, гильзы — веером… И искры от трассирующих пуль — во все стороны. Резина сразу — в хлам. Одно колесо, другое… «Рафик» прямо упал на задние колеса. Ей-богу, как живой, как лошадь — на задние ноги… А расдухарившийся не на шутку Боб двинулся к передним колесам — еще две короткие очереди — и им пришел конец.

Мой легкий мандраж резко усилился. У меня всегда так, с детства. Помню, когда боксом занимался, на ринге перед боем — мандраж. Правда, потом, после гонга — сразу проходит. Когда дерешься — не страшно…

Выскочить, что ли? А зачем? Фигня. Буду сидеть. Пока мое место — за рулем в кабине. Однако хуже нет, чем со стороны наблюдать. Адреналин в кровь в ураганных дозах поступает, а реализации нет. Говорят — для сосудов это не здорово. Чревато атеросклерозом. Оно и правильно, оно и верно. Как раз всякие там атеросклерозы для меня сей момент офигенную опасность представляют. Да мне сейчас даже СПИД не кажется таким уж плохим делом. Ну, нос провалится, ну, еще что-нибудь отвалится…

Когда с колесами «рафика» было покончено, Ахмет взял у Боба «АКМ», предварительно засунув свой пистолет куда-то под куртку, вернулся к дверце автобуса, распахнул ее пошире и оттуда, согнувшись, вышли с поднятыми руками двое мужиков. Странно как-то они двигались: почти на полусогнутых… А лапы кверху тянут старательно. Видно, маленько напугались.

Так, вот уже и первые пленные появились. Не менты — в штатском: брюки, куртки, сапожки… Рожи — горбоносые… Господи! Опять эти горцы. И в Чечне они, и в Карелии… Сколько же их развелось, абреков этих?

Борька взял кавказских мужчин и сержанта-мента на прицел своего «УЗИ», а Ахмет метнулся к «девятке» и ей, сердешной, из «калаша» тоже решительно прострелил все колеса — и задние, и передние.

На дороге, как по заказу, по-прежнему не было видно ни одной машины. Эх, темная ночь, только пули свистят… «Один пуля всю ночь по степи за джигитом гонялся…»

Все трое пленных стояли метрах в четырех перед Борькой с высоко задранными руками, и при свете фар было видно, что у одного из гражданских из носу льется кровь, а второй как-то странно потряхивал башкой, словно муху пытался отогнать. Неужели их Ахмет там, в «рафике», приложил?

Надо же — маленький да удаленький. Дела… У ментовского сержанта — он к кабине «КамАЗа» ближе всех стоял — бледное личико прямо все тряслось, губы дрожали, задранные руки вибрировали. Сейчас заплачет и обоссытся, бедолага.

Видно было, что не ждали разбойнички такого оборота. Оборзели, привыкли на мирных водил страх нагонять, подонки, — а тут такой облом. Р-раз и-в глаз…

Вот вылезу сейчас из кабины, возьму у Ахмета «ТТ» и каждому подонку в затылок по пуле всажу. Потом трупы — в лес. До весны не найдут. И на земном шаре воздух немного чище будет.

Бр-р-р… Видно, совсем я рехнулся. Ну их в задницу, сволочуг. Руки о них еще пачкать. Мне тех, болотных бойцов, хватает, еще и этих на душу брать. Сами сдохнут, гниды.

Таджик тем временем сунулся ко мне в кабину:

— Веревку дай, дядя Витя.

Я залез рукой в свою сумку и на ощупь достал большой моток черной изоленты, прихваченный мной на всякий случай из дома. Вот и пригодилась.