О годах забывая

22
18
20
22
24
26
28
30

— Эдик, мать твою!.. — крикнул Лука.

Но земля заколебалась под его ногами, вагоны ринулись вбок, небо покосилось, и сквозь лисьи губы Луки вырвался вопль ужаса: из-под вагона выбирался Михаил Кулашвили.

Лука, обезумев, бежал от паровоза и что-то кричал.

— Стой! — закричал Михаил.

Но ноги несли Луку.

Никто из свидетелей этой сцены, включая и капитана Домина, не смог бы сказать, каким образом Лука Белов не угодил под колеса маневрового паровоза. Помощник машиниста высунулся оттуда и, судя по отрывкам слов, не очень уж выбирал выражения.

Между тем Михаил, вспомнив слова капитана о гибели Эдика, задумался. Но надо было осматривать паровоз. И он вслед за Никитиным вступил в царство Луки Белова, хотя тот еще не возвратился.

В этот день можно было бы и передохнуть: у двух иностранцев в обшлагах рукавов, обшитых мехом, Михаил Варламович нащупал героин. Нашел, потому что увидел лихорадочно блестевшие, погруженные в себя глаза наркоманов. Черное хищное пламя изнутри пожирало истонченных, гипсово-бледных молодых людей. Какие-то видения витали в их расширенных зрачках.

Тут уж Михаил Варламович начал исследовать каждый сантиметр, незаметно постреливая взглядом в сторону этих субъектов.

Наркоманы волновались, хотя тщательно скрывали это. Когда Кулашвили нащупал на внутренней стенке багажной ниши коротенькую двугорбую полоску изоляционной ленты, наркоманы побледнели еще больше. Два крупных бриллианта чистой воды перекочевали в советскую казну.

А Михаила снова заняла мысль: почему Лука Белов вел себя так странно и неосторожно? Почему он действовал так, точно был совершенно неопровержимо уверен, что сегодня старшина Кулашвили не выйдет на службу? Почему?

XIX

Перед капитаном Доминым и лейтенантом милиции Чижиковым сидел у стола Лука Белов.

Луку впервые в жизни не огорчил провал с контрабандой. Назревало что-то более страшное. Следов он не оставил, был в этом уверен. Но, если спросят, как отбрехаться? Как отбиться? Хотел посоветоваться с Липой, но передумал: эта продаст в два счета! Он, стремясь сохранить над ней свою власть любой ценой, сам мог подпасть под ее волю, сам мог оказаться у нее под каблуком. Путаясь в мыслях, он болезненно понял только одно: ночью принял Эдика за Михаила.

Немало до этой встречи передумал он во время поездки. В пути было ощущение внутренней пустоты, ничтожности. Требовалось заполнить их чем-то. Бессмысленно уставившись в окно, он механически жевал и смотрел на проплывающие мимо окон паровоза восковые березки, на пограничные зеленые шинели елок. Аисты пролетали совсем недалеко. Люди проходили. Но все было заслонено потрясшим его душу видением: из-под вагона вылезает Эдик, оборачивается и оказывается Мишкой Кулашвили.

Негромкий твердый голос Домина заставил его вздрогнуть:

— Гражданин Белов, говорите правду! Чистосердечное признание смягчит законное наказание.

— О чем вы говорите, товарищ капитан? Вы же меня знаете. Я работаю машинистом. Вернулся из рейса. Зачем вы меня вызвали — понятия не имею.

— Эдуард Крюкин перед смертью назвал вас, сообщил, что вы его убили. Около места, где обнаружили Крюкина, были свежие следы ваших ботинок. Кстати, эти ботинки и сейчас на вас. Следы были около забора. А вот на этом, — капитан вынул из-за стола и положил перед Лукой кол, узловатый, толстый, заостренный у основания, — на нем были обнаружены отпечатки ваших пальцев. Сличить нетрудно. Убедитесь. — На столе появились фотоснимки и заключение экспертизы.

— На этот кол налипло с кровью несколько волосков. Экспертиза подтверждает их принадлежность покойному Эдуарду Крюкину.