Острова на горизонте

22
18
20
22
24
26
28
30

— Вот так всегда. Если не запру их в курятнике, так и идут за мной, так и идут!

— Да и пускай идут, — робко сказал толстяк Джо. — А куда ты собралась?

— Я свожу доктора на гору Риггинг. Покажу ему Морскую деву. И… — Она поглядела на меня. — Послушай, Нат, ты когда-нибудь слышал, как кричат потопленные корабли?

— А разве такое бывает?

— Бывает. А ты, отец Джо, отправляйся домой.

— Хорошо, детка, хорошо.

Толстяк Джо вытер губы и, увидев строгий взгляд девочки, торопливо выдернул из кармана носовой платок. Встряхнув, развернул его. Отчего-то посредине платка оказалась черная безобразная дыра. Видимо, Джо сунул еще горящую сигару в карман. Скомкав платок, засопев, как морж, высунувшийся из проруби, Джо с кряхтением взгромоздил на себя трубу и, оставляя глубокие следы, стал спускаться с дюны.

— Вот живи тут с ними… С такими! — выкрикнула Рика и дернула меня за рукав: — Пошли. — И сама, резким движением отбросив волосы на спину, сердито продолжила: — Все на них рвется, носки дырявые, пуговицы теряются. А отец Джо… О, он когда-нибудь устроит пожар на Ист-Ривер! Засыпает с сигарой во рту. То нос опалил, в другой раз губы сжег, в третий — горящий пепел упал на одеяло. Сплю. Чувствую, паленой ватой пахнет… Кши! Кши! — Нагнувшись, она кинула песком в кур, и те остановились, но стоило начать движение, как петух и куры плотной толпой пошли за нами. Рика засмеялась, а потом посерьезнела, сведя брови, продолжила: — Чувствую, паленой ватой пахнет. Вскакиваю. Бегу. Дым валит от одеяла, а отец Джо спит как ни в чем не бывало. Ужас! А отец Фернандо? Тот читает перед сном. При свече. Да так и засыпает. А однажды свечка упала. Помню, заснула. Вдруг просыпаюсь и думаю: «Не погасил ведь он свечку! И упала она, вот-вот пожар будет! Ночь, ветер…» Вскочила я — и к отцу Фернандо. Точно: спит. Книга на груди. А свеча уже наклонилась… Послушай, давай удерем от кур, а?

— Беги.

Взвизгнув, Рика бросилась вперед. Волосы прыгали по спине, развевались столбом. Я гнался за ней с изяществом носорога.

Девочка вдруг споткнулась и упала врастяжку. Вскрикнула. Схватилась за коленку. Я опустился рядом. Она сильно ударилась, содрала с коленки кожу. Побелела, стиснула зубы.

— Ну-ка убери руки. Дай подую, и все пройдет.

Она вдруг закрыла лицо ладонями.

— Будь мужественной. Ведь не так уже и больно, а?

— Я не от боли, нет, — проговорила она. — Просто мне… мне очень-очень плохо. Произошло ужасное, ужасное!

— Что же произошло, что?

— Я не могу сказать, не могу!..

— Ну и не надо.

Рика улыбнулась, утерла ладошкой слезы, как-то робко, с непонятным для меня немым вопросом взглянула в мое лицо. О чем-то хотела спросить? Или хотела сказать что-то очень важное? Протянула руку, и я помог ей подняться. Потом, пошарив в кармане куртки, она достала синюю, немного выцветшую ленту и, откинув волосы на спину, попросила:

— Завяжи.