Едкий запах горелого дерева мутит голову, наполняет душу тревогой. Вниз, в пекло, не спустишься — пожар отрезал удобный путь к следующему перевалу.
Погоняя учагов, подъезжает Пинэтаун. Картина разбушевавшейся стихии потрясает юношу. Пожар в тайге он видит впервые и следит с нескрываемым страхом, как медленно ползет к перевалу, колышется багровая туча дыма.
— Скорее!.. На сопку! — хрипло кричит Ромул. — На сопку!..
Выбраться к следующей седловине теперь можно только через вершину. Пинэтаун поворачивает и галопом гонит связку верховых оленей к близким осыпям. На седловине появляются передовые олени. Пугливо озираясь, останавливаются, робко и нерешительно переминаются.
— Тагам… тагам!
Ромул прыгает в седло и скачет вслед за Пинэтауном, заманивая испуганных оленей. Если передние ряды дрогнут и повернут, пастухам не удержать стада.
Уф! Кажется, пошли…
Снизу напирает табун, и растерявшиеся олени, не выдерживая натиска, устремляются к осыпи. Наше счастье, что обитатели тундры не знают бедствия лесных пожаров. Ромул и Пинэтаун уже карабкаются высоко по осыпи с вереницей верховых оленей. Длинным языком растянулось стадо на подъеме. Пастухи, галопируя на учагах, выгоняют из леса отставшие косяки.
Подъем крут. Из-под копыт оленей сыплются гремящие камни; оседая, осыпь ползет и шипит, словно живая. Распадок, охваченный пожаром, скрывается в дыму. Сверху он кажется кратером разверзшегося вулкана.
Облака дыма заволакивают все вокруг. Солнце гаснет, пропадает. Наступают лиловые сумерки. Бледный оранжевый свет заливает взрыхленную копытами осыпь. Остро пахнет гарью. На лица и одежду оседает тонкий черный пепел. Окутанные серым дымом, уходим куда-то вверх.
Что ожидает впереди? Несдобровать, если огонь прорвется к следующей седловине — табун окажется в огненном кольце.
Я не устал, но еле переступаю, поднимаясь вслед за пастухами. Нестерпимо тяжко на душе. Олени скрываются в дыму. Жаль, что не успели тут проскочить зимой, по снегу. Вот где мстит упущенное время!
Внизу сквозь дым просвечивает опустевшая седловина. Огонь подкрадывается к пройденному перевалу. Куда запропастились Костя и Кымыургин? Ведь пламя закроет путь к вершине.
Сбегаю по осыпи обратно. Горячий воздух обвевает седловину. Из распадка несется шум близкого пожара. На спуске с перевала ветви больно хлещут лицо.
— Да где же они?
И вдруг в кустах ольховника слышу громовые проклятия.
— Костя! Сюда, скорее сюда…
Он выбирается из кустов, взъерошенный, красный, вспотевший, вытягивая за уздечку передового оленя.
— Умаялся!.. За деревья цепляют, душатся, вьюки на брюхо съезжают. Помоги Кымыургину. У него полсотни этих дьяволов.
Продираюсь сквозь кусты. Вот Афанасий. Мальчонку почти не видно в седле, но своих оленей он ведет сноровисто, почти не останавливаясь. Позади Кымыургин. Ну и длиннющая у него связка — не видно конца каравана. Отцепляю половину «поезда»; идем быстрее. Тайга редеет. Рысью выводим караван на седловину.
ebooksa