Гибель синего орла

На вершине Ромул в последний раз поправляет ремни упряжи. Пинэтаун в бинокль осматривает дальний перевал. Там пусто, видны лишь камни.

— Зря, Вадим, без оружия уходишь. Туго придется — сигнальте дымом. Тогда не поздоровится синим грачам.

Костя сжимает винчестер загорелой, исцарапанной ручищей. Спокойнее становится на душе. Без лишних слов сжимаю крепкую, мозолистую ладонь.

— Спасибо, Костя! Два дыма — сигнал тревоги.

Прощаемся. Уходим на учагах все дальше и дальше по каменистому гребню, напрямик к таинственному перевалу. Что ждет нас в стойбище Синих Орлов?

Внизу раскрывается голубая долина, она теряется далеко-далеко в горах, в туманных ущельях. Учаги осторожно ступают по тропке, вытоптанной в каменистых россыпях.

— Чья это тропа, Ромул?

— Чубуку ходили.

— Снежные бараны?

— Много их здесь — целое стадо. Утром ходили, вкусное мясо убежало.

Жаль, что оставили винчестеры. Можно было поохотиться, добыть шкуру и рога редкого альпийского барана, почти неизвестного зоологам.

— Вернемся, большую охоту будем делать. Мясо у чубуку что шоколад! прищелкивает языком Ромул.

Вокруг толпятся каменистые вершины. Огромная горная страна разворачивается перед нами. Крутые склоны и осыпи повсюду исчерчены узкими тропинками. Быстро идут наши учаги по тропам горных баранов. На перевал выходим через два часа. Плоскую седловину устилают влажные мхи, блестят мелкие озера, украшенные пушицей. Горная тундра измята оленьими копытами.

— Пастух оленей собирал, — говорит Ромул, внимательно рассматривая следы. — Совсем близко стойбище.

Невольно оглядываюсь. Пустой и голый распадок круто уходит вниз и, заворачивая вправо, скрывается за черной осыпью. Что там, за поворотом?

Тихо в горах, ярко светит солнце. Высоко над вершинами парит, расправив крылья, орел. С высоты ему, наверное, видно, где скрывается стойбище. Знают ли его обитатели, что пришельцы вырвались из огненного кольца?

Пинэтаун нетерпеливо трогает учага. Лицо юноши посерело от волнения. Может быть, за близким поворотом настигнем неуловимую Нангу?

Осторожно спускаемся по взрыхленной оленьей тропе. Сланцевые плитки осыпаются, звенят под копытами. Верховья распадка погребены осыпями. Ромул осматривает каждый камень, каждую расщелину впереди. И у них могут быть часовые. Поворот ближе и ближе. Внезапно открывается широкая, почти круглая долина. Она заперта отвесами крутых сопок. По дну долины блестит, изгибается крутыми излучинами речка.

Олени!

Спрыгиваем с седел. Повсюду — на речных террасах, на альпийских лугах — по склонам пасутся косяки оленей.