Гибель синего орла

22
18
20
22
24
26
28
30

— Вездеход? На льду Колымы?!

Космы серебристого снега вьются в лучах электрических фар. Заснеженная дверка кабины отворяется. На снег выпрыгивает высокий человек в канадской штормовой куртке. Он нагибается и кричит сквозь вой пурги и рев мотора:

— Извините, едва не раздавили… Далеко ли до усадьбы?

— Три километра! Сворачивайте к скалам…

Рев мотора заглушает голос. Приезжий манит в кабину.

Узнаю вездеход аэропорта. Зачем тяжелую машину гонят в такую дьявольскую пургу из районного центра в оленеводческий совхоз?

Отряхнув снег, втискиваемся с Пинэтауном вслед за приезжим в кабину вездехода и захлопываем дверцу. Рев мотора стихает. Светятся циферблаты приборов, блестят белки глаз водителя. Его-то я знаю — это механик аэропорта. И еще кто-то незнакомый сидит в кабине.

— Привет, Джек Лондон, куда в такую непогодь понесло?.. Чуть не прихлопнул тебя гусеницей! — Механик включает в кабине свет.

— На Омолон еду.

Незнакомец быстро откидывает капюшон. Он еще молод. Лицо широкое, на высокий лоб спадают каштановые пряди, четко обрисованы полные губы; из-под густых бровей внимательно смотрят живые серые глаза.

Незнакомец протягивает большую ладонь и улыбается, поблескивая золотым зубом:

— Так вы и есть омолонский Жюль Верн? Познакомимся. Андрей Буранов… из Магадана. Еду принимать ваш совхоз.

Голос у него мягкий и звучный.

— В такую пору? Как пробрались в Заполярье?

— Самолетом до Средне-Колымска, «по веревочке» — почтой в районный центр, на вездеходе к вам.

— Ловко! В Магадане не зевают.

— Вездеход на усадьбе загрузят олениной?

— Конечно, у кораля целый штабель мороженых тушек.

— А районный центр без мяса… — хмурится Буранов.

— Пургу пережидаем, не везут олени в такую непогоду.