Пограничный легион

22
18
20
22
24
26
28
30

— Принадлежишь ему!.. Господи! По какому праву?

— По праву собственности. Здесь, на границе, право заменяет сила. Ты же сам сто раз мне твердил.

А ты-то разве не силой удерживаешь участок, золото? Сила — закон здешних мест. Да, конечно, Келлз увез меня насильно. Но теперь-то я в его власти. Знаешь, я как-то подумала, а что было бы, если б он придерживался законов границы… А он добр, внимателен… И меньше всех поражен золотой лихорадкой… Да, ради золота он посылает людей на убийство, он до мозга костей игрок, душу продаст, лишь бы было на что играть… И все же в нем больше человеческого, чем…

— Джоун, — в ужасе перебил ее Джим, — да ты любишь этого бандита!

— Какой же ты дурень! — вырвалось у нее.

— Наверно… ты… права, — медленно, с глубокой убежденностью в голосе ответил Джим. Он отпустил ее, выпрямился и рванулся было в сторону, но Джоун испуганно вцепилась ему в руку.

— Джим! Джим! Ты куда? Он замер — черный, словно высеченный из камня силуэт.

— Туда… в дом!

— Зачем?

— Я убью Келлза!

Джоун обвила его шею руками и, прижавшись к нему лицом, крепко держала, лихорадочно соображая, что теперь делать, — настала минута, которой она так боялась! Да стоит ли вообще пытаться что-то сделать? Сейчас здесь всем правит Золото. Здесь нет места самопожертвованию, надежде, благородству, мужеству, верности. Мужчины стали воплощенной жестокостью. Их души раздирает жажда обогащенья… На другой же чаше весов — смерть! Женщины превратились в товар — их покупают, из-за них дерутся и убивают. Все это Джоун видела с ужасающей ясностью, и у нее едва не опустились руки. Но тут в голове мелькнула мысль о Гулдене, и она, как ни странно, снова воспряла духом. Обратив к Джиму лицо, она опять принялась его убеждать, только на этот раз, видя, что на карту поставлено абсолютно все, сделала это иначе. Она умоляла его внять голосу разума, послушаться ее, побороть снедающую его ревность и ненависть, не оставлять ее тут одну-одинешеньку. Но все было напрасно! Он упрямо твердил, что убьет Келлза и всех, кто станет ему поперек дороги, попробует помешать ему освободить ее и увести из этой хижины. Он рвался в бой. Бандитов он никогда не боялся и слушать ничего не желал о том, что, если его убьют или он убьет Келлза, положение Джоун станет просто ужасным. Он высмеивал ее непонятный, болезненный страх перед Гулденом. И сдвинуть его с этой позиции оказалось невозможно.

— Джим!.. Джим! Ты надрываешь мне сердце! Ну что мне делать? — причитала она.

Наконец Джоун выпустила его руку, сдаваясь на милость судьбы. Клив молчал. Казалось, он не замечал, как ее сотрясает дрожь, не слышал приглушенных всхлипываний. Вдруг он снова к ней нагнулся.

— Есть одна вещь, которую ты можешь сделать, и тогда я не стану убивать Келлза и буду все делать по-твоему.

— Что за вещь?

— Давай поженимся, — прошептал он дрожащим голосом.

— Поженимся! — в изумлении повторила Джоун. Ей стало страшно: похоже, Джим лишился рассудка.

— Ну да, поженимся. Ох, Джоун! Скажи только «да». Ведь тогда все будет по-другому. У меня под ногами будет почва. Разве ты этого не хочешь?

— Джим, если б мы могли пожениться, счастливее меня не было бы никого на свете! — горячо прошептала Джоун.

— Значит, ты тоже хочешь? Хочешь? Ну скажи «да»! Скажи!